Некромантами не рождаются - Екатерина Александровна Боброва
Легко сказать «не мешайте», годы-то идут…
Сергей не ответил, продолжая смотреть в окно, и Юля ощутила неловкость. Ну что она в самом деле лезет. Взрослый же. Своими мозгами жить должен. И маме она скажет, чтобы не настаивала на свиданиях, пытаясь знакомить с дочками подруг. Хотя та не послушает, свято веря в то, что судьбу можно устроить. Нужно лишь искать, а не сидеть на месте в ожидании, когда чудо свалится на голову. А еще обязательно добавит: «Это твой Асмас его испортил. Насмотрелся на магичек, теперь от земных нос воротит».
Это было неправдой, и они обе знали об этом.
Для местных Сергей был бездарем, инвалидом, слепцом. Человеком без дара. Некоторые его жалели, а кое-кто даже уважал за стойкость, мол, живет убогий и вполне себе счастлив. Особенно Сергей был уважаем Вторым и его головорезами. Такийцы, когда захаживали в порт, тоже интересовались не гостит ли он случаем и не составит ли им компанию. В барах он был практически знаменитостью. Один даже в его честь назвали: «Кулак бездаря», когда Сережка кулаком на спор стену пробил. Та дыра теперь достопримечательность.
Но большинство старалось не замечать гостя с Земли, как не замечают что-то вопиюще уродливое и неприятное.
Брат к этому относился философски — всем люб не будешь. Да и было у него много других достоинств, кроме магии. Зато те, кто его принял, стали настоящими друзьями, не брезгуя приезжать в гости на Землю.
«Чего у землян не отнимешь, так это умения веселиться и пить, — любил повторять Ларс, добавляя: — Сколько раз мы с ним встречались, всегда что-то новенькое из выпивки притаскивает».
Юля с трудом удерживалась, чтобы не закатить осуждающе глаза. Их попойки стоили ей массу нервов. Умом она понимала, брат — взрослый человек. Да и Фильярг на него столько защиты навесил — сложно обидеть будет. А все равно переживала, когда они с Ларсом уходили в ночь.
Харт под настроение порой зачитывал ей жалобы от горожан, неизменно добавляя: «Со Второго вычту, не переживай. Твой брат здесь гость, тем более без магии, так что с него спроса нет». И она мучительно краснела и извинялась, злясь на брата — когда только успокоится⁈ Права была мама: не хватает Сергею твердой женской руки, и чем тверже, тем лучше.
— Юль, я все понимаю, — не оборачиваясь от окна, произнес брат, — но сердце не тянет. Никто не нравится. Клянусь, встречу свою, особенную — и сразу женюсь! — он все же повернулся: на губах дурашливая улыбка, в глазах стылый холод.
— Дурак! — беззлобно обругала его Юля. Обнять и пожалеть, да толку от жалости? Мужиков она лишь развращает. Свою судьбу не подаришь, мозгами не поделишься.
— Лучше скажи, как у тебя новенькие? Такийки. Прижились?
Братишка знал, чем ее отвлечь. И следующие полчаса они обсуждали дела женского факультета, который разросся настолько, что ректор пару раз поднимал вопрос о выделении их в отдельную академию. Но Юля не хотела отделяться. Она мечтала о том времени, когда обучение станет по-настоящему совместным, а не будет избирательным для отдельных девочек, включая ее дочь.
За два зимних месяца и один весенний такийки особых проблем не доставили. Их приняли настороженно. Слишком чужд для сдержанных асмасок был яркий облик соседей, его звенящая от множества украшений красота.
И нередко теперь можно было услышать на факультете: «Что ты вырядилась, как такийка!».
Даже менталистки с их яркими нарядами соблюдали умеренность. У такиек ее не было вовсе. Чем ярче, тем лучше. Один браслет? Десять! Еще и ножные обязательно.
Такиек пытались воспитывать, но девушки проявили твердость, отшучиваясь, что так они меньше скучают по родине. Единственное, на что их удалось уговорить, так это сменить тонкие наряды на более теплые. Все же зима в горах и на побережье — разные вещи.
На фоне строго-сдержанных асмасок, которые большей частью стриглись коротко, из одежды носили штаны с удлиненными жилетами, всячески подчеркивая осознанный выбор учебы, новенькие выглядели экзотичными птичками, прибывшими в академию исключительно ради мужского внимания.
Большинство к тому и склонялось: не учиться приехали дочери капитанов, а развлекаться вдали от строгого надзора семьи.
Однако пара незадачливых ухажеров, сунувшихся было к девушкам, получила сложно-снимаемую почесуху. Еще несколько обнаружили в одежде паразитов. А с десяток курсантов за обедом оказались с унизительно-мокрыми пятнами на штанах. И ни один из претендентов не был удостоен настоящего внимания.
Женский факультет воспринял проделки более чем благосклонно, пересмотрев свое прошлое отношение. А некоторые начали говорить о героической смелости вырвавшихся из-под гнета капитанов девушек. Мол, зря осуждали. Первым быть всегда тяжело. Вспомнить лишь, как непросто пришлось тем, кто стоял у истоков женского факультета.
И говорившие многозначительно замолкали, косясь на доску, где висели объемные портреты первого выпуска. Многие из имен были на слуху в королевстве. Кто-то сейчас возглавлял министерство образования, кто-то продвигал науку, большинство работали директорами в школах. А ведь в них тоже не верили, насмехались, утверждая, что они в академию лишь за мужьями пришли.
Тут подоспели истории о закрытой жизни женщин Такии, чья красота фактически становилась проклятием. И факультет окончательно смирился с ярко-вызывающей внешностью новеньких, их громкими голосами и невоспитанной смешливостью. А кое-кто стал копировать вплетаемые в волосы украшения. Женская мода сильнее любых предрассудков…
По учебе претензий к такийкам не было. Девочки старались, хоть преподаватели и ворчали о нулевых знаниях, но Юля распорядилась о дополнительных занятиях, выстроила им индивидуальный график, и постепенно дочери капитанов стали догонять программу.
Не меньше асмасок, а то и больше, о девушках переживала их родня, и на побережье первый месяц постоянно можно было видеть такийцев. С советами они, слава огню, не лезли, предпочитая наблюдать издалека. Но ректору и молчаливого наблюдения хватало, чтобы устраивать еженедельный разнос декану.
— Если что, — выдыхал он грозно, усиленно вращая глазами, — ответите лично! И перед его величеством, и перед капитанами.
Так что первые месяцы нервничали все: охрана, преподаватели, ректор и Юля. Лишь новенькие были до возмутительного спокойны. Им все нравилось и устраивало.
Через три месяца жизнь более-менее вошла в привычную колею.
— Вот и отлично, знал, что ты справишься. Ты у нас всегда со всем справляешься, — улыбнулся Юле младший брат, попрощался и ушел — вечером у него были встреча внизу, на побережье. Один из безмолвных из охраны скользнул следом — сопроводить.
