Другое Существо - Андрей Арсланович Мансуров
Однако пришлось очень быстро начать снова шевелиться, а не лежать, предаваясь ощущениям. И поскорей убраться от неумолимо, хоть и медленно надвигающегося неуязвимого врага, подальше: вначале ползком, а когда смог подняться на ноги — так и бегом, потому что Мартен понял, что Загонщик не остановится, даже если он будет биться в судорогах от новых ударов. Предупреждавших о себе вначале сильным покалыванием во всём теле, а затем и бьющими и корёжащими тело похлеще любого меча, дикими конвульсиями!
То, что его бьют невидимым, но очень страшным и опасным оружием, он понял уже гораздо позже, после того, как его, оглушённого и полуживого, доконвоировали до его камеры, заперли дверь, и оставили зализывать раны и предаваться размышлениям и сожалениям. И если от сожалений толку особого не было, размышления давали Мартену достаточно много. Так, когда он прикончил следующего противника, бывшего уже почти с него ростом, и даже, вроде, потяжелей самого Мартена, он попробовал просто обойти Загонщика, держась теперь как можно дальше от двухметрового бронированного агрегата, и максимально близко к белой стене Арены.
Не тут-то было. О приближении сплошной стены бьющего искрами невидимого Барьера Мартену сказали руки: на этот раз он выставил их перед собой в надежде заранее обнаружить опасность. Ну вот и обнаружил. Тем не менее он успел, обежав агрегат, перебраться на другую сторону овала, и повторить попытку пройти и там. Покалывающая неприятными вначале, и убийственными в глубине незримого Барьера ударами стена, имелась, к сожалению, и по другую сторону от механизма. И дотянуться до её верхней кромки не удалось: попытка стоила Мартену нового онемения правой руки. На этот раз, правда, лишь до локтя: он же умный, не стал сразу пытаться засунуть всю руку в невидимый Барьер — поглубже!..
Так что теперь Мартен с Загонщиком драться, или прорываться сквозь устанавливаемую им невидимую стену не пробовал. Понял с первого раза, и больше бессмысленных попыток не повторял: дотумкал, что кем бы ни были создатели этого механизма, прорваться в тот, второй, проход, выжившему бойцу уж точно не позволят.
Зато теперь Мартен без помех и боли в поражённых током конечностях, и — главное! — абсолютно спокойно и беспрепятственно изучал обстановку Лабиринта, по которому его неторопливо конвоировали.
То, что Лабиринт построили лишь с одной целью, а именно — содержать здесь бойцов для битв на Арене, у Мартена сомнений уже не имелось. Потому что длинные коридоры на двух других уровнях, мимо которых они спускались с Загонщиком по дороге «домой», были сплошь утыканы огромным количеством дверей, ведущих наверняка в такие же камеры — Мартен сами коридоры видел мельком, издали, спускаясь по лестничным пролётам на свой уровень, и лишь заглядывая туда из колодца с лестничными пролётами. Потому что входы в эти коридоры перегораживали такие же, как у Загонщика, невидимые, но больно бьющиеся, стены-барьеры. Однако Мартен не сомневался: эти стены устанавливаются только тогда, когда с Арены ведут его — чтоб он не пытался туда сбежать. Наверняка когда в коридорах, или на Арене нет бойцов, эти перегородки выключают: иначе те надсмотрщики, кто шагают иногда, как он отлично слышал, мимо их камер, заглядывая в односторонне прозрачные окошечки в их дверях, не смогли бы ходить и сами.
Впрочем, то, что ему позволяют почти без боли посмотреть на камеры других узников-бойцов на верхних уровнях, сказало Мартену о том, что вероятней всего такая система содержания отработана давно. Надёжна. И «в лоб», наскоком или «экспромтом», эту защиту не возьмёшь.
Нужно вот именно — тщательно всё разведать, подумать. Продумать.
И уж потом принимать решения. И действовать.
Глаза напарника всегда напоминал ему пепел: такие же серые, потухшие и не имеющие выражения. Глаза отличного исполнителя.
А вот инициатива обычно исходила от Мартена.
Тем не менее, в том, что напарник предложил сегодня, имелся смысл. Мартен молча кивнул, соглашаясь, и принялся бесшумно грести. Нарушать предрассветную, настолько густую, что, казалось, её можно резать ножом, тишину банальными словами казалось словно… Непристойным. Да и неуместно шуметь на Работе.
Здесь, в заброшенной, и давно превратившейся в стоячее мёртвое болото, заполненное мусором и нечистотами, части акватории опустевшего порта, даже вода казалась словно умершей: маслянистые радужные пятна на поверхности, почти никогда не колышимой никаким ветерком, и полусгнившие деревянные сваи, застывшие словно мертвецы, никак не реагировали на присутствие людей. Они даже не «наблюдали» за «противоправными» действиями явных нарушителей Закона, как казалось Мартену в их ранних вылазках, а равнодушно почили. Словно их агония окончилась ещё восемьдесят лет назад.
Не-ет, обстановочка тут — не для слабонервных! Недаром же даже завзятые сталкеры и профессиональные Собиратели не суются в этот район: научены горьким опытом!
Плавать тут — всё равно, что соваться в саргассово море в пресловутом Бермудском треугольнике, как высказался однажды Лаки-красавчик. Что такое Бермудский треугольник Мартен не знал, но представить мерно колыхавшуюся поверхность, сплошь затянутую коричневым ковром дохлых разлагающихся водорослей — мог запросто.
К воротам склада прибыли точно с восходом: солнце только-только нарисовало свой тонкий ржаво-кирпичный сегмент в дальнем конце бухты. Напарник прошептал, указав для верности рукой:
— Попробуем причалить здесь. Ворон рассказывал, что ворота должны быть уже отперты. Нужно будет просто нажать.
У Мартена имелись, конечно, сомнения в том, что ворота столь вожделенной добычи «уже отперты», но он промолчал. Если спутник говорит, что замки и прочие запирающие приспособления кем-то из предшественников уже удалены — значит, озаботился найти нужную информацию. Мартен ткнул лодку носом в один из бетонных столбов, поддерживающих полусгнивший деревянный настил у ворот, и привязал её причальным канатом. Привязал покрепче: не хватало только остаться без их единственного надёжного средства передвижения. Поскольку по суше вернуться уж точно не удастся. Живыми.
Они бесшумно, и пригибаясь, чтоб не рисовать своих силуэтов на фоне морской глади, высадились на причал, и пробрались к приземистому серому каземату, имевшему по-крайней мере несколько десятков шагов в ширину, и добрую сотню — в длину. И уж сам склад стоял не на сваях, а покоился на отличном бетонном фундаменте, не потрескавшемся даже за те восемьдесят с лишним лет, что прошли с момента Катастрофы…
Замка на огромных стальных скобах, украшающих обе створки, действительно не оказалось. Зато сами створки оказались сделаны из железобетона: тяжеленные хреновины и не подумали податься даже под их объединёнными усилиями. Напарник хмыкнул:
— Ах вот вы как с нами… Ну и ладно: мы уже учёные! Подсади-ка меня!
После чего достал из заднего кармана плоскую алюминиевую склянку без этикеток и надписей. Мартен уже
