Наследие (СИ) - Рави Ивар

— Не станем беспокоить Бога такими пустяками, есть и другие варианты, — ушел я от прямого ответа.

Терс хоть и обещал держать язык за зубами, но рисковать не стоило. Успех миссии Баска целиком зависел от скрытности. Ещё вчера предупредил его, чтобы он всем растрезвонил, что выезжает в Мехик впереди меня, проверяя дорогу на безопасность. Пока оставшиеся в Берлине смершевцы не найдут шпиона, убившего второго связного, следовало соблюдать максимальную скрытность. Ещё раз повторил Васту, чтобы в море на расстоянии двадцати миль курсировал корабль Сирака для раннего обнаружения возможного десанта сатанистов. Два дозорных поста в южном направлении уже были организованы в дне пути от Берлина — в самом сердце Медвежьей балки.

— Терс, Васт, как только будут известия о наших врагах, что они двинулись в путь, шлите ко мне гонца. Дайте ему сменную лошадь, чтобы скакал без остановки, я должен знать как можно скорее. Как только разберусь с Дитрихом — вернусь в Берлин, и если сатанисты не нападут за это время — нападем сами.

Обменявшись рукопожатиями с Терсом и Вастом, вернулся обратно: братья Лутовы уже готовы тронуться в путь. Попрощавшись с Натой и проверив, как идут дела у Илса и Зелы, вскочил на жеребца:

— Вперед!

Из города выехали рысью, переходя на шаг: незачем загонять лошадей. Второй раз путь в Мехик казался короче. После двух ночевок добрались до деревни, где в прошлый раз случился мор животных. Староста уяснил мой урок — жители были довольны своим главой, а скотина вычищена от клещей. Не задерживаясь в приветливой деревушке, продолжили путь. Путешествовать с Лутовыми то ещё удовольствие: пока сам не спросишь, никто из них не заведет разговор.

Назначив Шрама новым командиром гарнизона, я поступил правильно. Понял это, как только добрались до южных ворот. В город нас пропустили только убедившись, что я действительно Макс Са, а мои спутники — Русы. Начальник стражи, немолодой бородатый мужчина, поднял всех своих воинов. Те окружили нас кольцом, пока он вел расспросы. Даже флегматичный Богдан вспылил, оскорбленный количеством уточняющих вопросов главного стражника. Не дав выплеснуться его ярости, жестом призвав успокоиться, я с удовольствием отвечал на все вопросы стражи, касающихся наших персон и цели приезда в Мехик. Когда во мне признали Макса Са, и начальник стражи побледнел, похвалил его:

— Ты всё делаешь правильно, что не пропускаешь в город незнакомых людей. Меня удивляет одно: разве ты не видел меня во время наших боев недавно?

Сконфуженный Прас — так звали командира стражи, покраснел и ответил, что во время боев был ранен на охоте и не участвовал в них.

— Успеешь ещё, скоро будет много сражений. Ты и твои люди допустили одну ошибку — вы слишком близко приблизились к нам. Лучники должны находиться подальше, чтобы видеть всех людей одновременно и успеть выстрелить, если подошли враги. Когда твои лучники очень близко — их просто убьют, и ты лишишься преимущества.

— Я понял, Макс Са, больше не подведу! — Прас покраснел ещё сильнее: кончик его носа от волнения стал лиловым.

— И ещё, Прас, — я остановил лошадь, — прекращай пить ячменку, иначе пропустишь и следующие сражения, — пришпорив лошадь, пустил ее рысью. Хохот сзади у ворот подсказал, что словами о ячменке угодил в десятку.

Не успели мы доскакать до центральной площади, как из боковой улицы вылетел полуголый юноша, в нем я признал Гурана.

— Макс Са! — импульсивный парнишка едва не попал под ноги моего испуганного парнем жеребца. Взвившись на дыбы, животное чуть не сбросило меня на землю; не знаю, каким чудом смог удержаться.

— Гуран, клянусь Главным Духом-Богом: собственноручно отхлестаю тебя, если ещё раз повторишь такое, — спешившись, обнял парнишку. И, клянусь, в этот момент я словно чувствовал, что обнимаю сына, настолько этот неугомонный подросток стал мне родным.

Глава 3. Будь ты проклят

Трудные времена требуют решительных мер — Никон не знал этого выражения, но нашел в себе силы покинуть свою опочивальню, чтобы провести Общий Совет в Зале Иисуса своей резиденции. За всё время его правления как Патриарха это был второй Общий Совет. Первый он провел, когда назрела необходимость принятия радикальных мер, связанных с распространением сторонников секты «Возвращение». В ту пору он только вступил в должность Патриарха и прекрасно понимал, чем мягкие меры к сторонникам возвращения мифического Макс Са грозят всей их системе власти. Но Макс Са оказался не мифическим, а вполне реальным и осязаемым.

"Будь ты проклят, гори в аду, еретик", — мысленно пожелал Никон своему врагу. Опираясь на Данка, преодолел около семидесяти метров от своей комнаты до Зала Иисуса.

Общий Совет являлся высшим органом среди «христоверов». Когда-то его прадед и дед потребовали созвать Общий Совет, чтобы покинуть чужую страну и возвратиться на Родину. В итоге они обрели новую Родину, где их власти ничто не угрожало, — не угрожало до возвращения проклятого Макс Са, ставшего настоящей занозой в заднице.

Никон знал, что он рискует, созывая Общий Совет — не сумей он переубедить членов Совета в своей позиции, его могли сместить, отправив на заслуженный покой. Но взятие и сожжение Будилихи стало последней каплей: если не принять решительных мер, эти новости могли выбить из-под них стул, на котором зиждилась вся власть «христоверов».

Зал Иисуса был полон: при появлении Патриарха все собравшиеся встали, низко склонив головы. Добравшись до Кресла Наместника Иисуса, Никон тяжело опустился, устраиваясь поудобнее. Перед ним стоял стол, накрытый зеленым сукном с кубком воды для утоления жажды. Штатный писарь сидел слева за небольшим приставным столиков, разложив белые листы бумаги и приготовив чернильницу.

— Уважаемые Члены Совета, — прекрасная акустика усиливала голос Никона, давая возможность услышать каждое слово даже на последних рядах. — Я созвал Большой Совет, чтобы мы сегодня вынесли Решение, от которого зависит наше существование. Как вы уже знаете, оплот нашей Веры — город Будилиха — предан огню нечестивым еретиком, его мы сами и возвели в ранг Сына Бога, пытаясь заполучить расположение местных жителей. Было это сделано ещё при первом императоре Тихоне и моем деде, бывшем в то время Патриархом. Их расчет, что местные, называвшие себя Русами забудут своего идола и обратятся к истинной Вере, оказался верным только наполовину.

Никон сделал паузу, давая осмыслить сказанное: по рядам прокатился легкий гул. Собравшись с силами и сделав глоток воды, Патриарх продолжил:

— Сегодня мы собрались для того, чтобы исправить ошибку наших предков. Мы должны прийти к единому мнению: стоит ли и дальше искажать нашу религию для умиротворения дикарей — или же признать Макса Са еретиком, предать его анафеме и объявить награду за его голову.

Конец фразы Никона потонул в громком гуле — треть зала открыто протестовала даже против постановки такого вопроса. Патриарх с сожалением смотрел в зал: случилось то, чего он боялся. За долгие годы вдалбливания дикарям в голову, что Макс Са — Сын Иисуса, многие священнослужители и сами поверили в это. Особенно это касалось священников мелких церквей и соборов, расположенных в окрестностях империи Русов. Для таких служителей Церкви, по их мнению, в Зале Иисуса происходило святотатство.

Подняв дряблую высохшую руку, Никон призвал зал к тишине.

— Я расскажу вам, как и когда Макс Са стал Сыном Бога нашего Иисуса. Слушайте меня и не перебивайте, мне трудно говорить при шуме.

Говорил Никон долго — обстоятельно рассказал предысторию «христоверов», поведал про их переселение в Латинскую Америку и желание части из них возвратиться на Родину. Для большинства из присутствующих его слова были кощунственны, особенно в части, что первый Патриарх решил преднамеренно объявить Макса Са Сыном Бога. Гневные восклицания собравшихся то и дело прерывали речь Патриарха. Но Никона трудно смутить — больше половины собравшихся он знал лично — именно через него происходило назначение священнослужителей.