Ник Харрис - Конан и цепь оборотня

И по деревне разнесся жуткий, призывный вой оборотня. А где-то в предгорьях его услышал огромный вожак стаи, насчитывающей ровно двенадцать волков…

Конан стоял, прижавшись спиной к камню, еще не успевшему отдать ночи накопленное за день тепло. Угольки, оставшиеся от костра, догорали красными глазами злобных демонов. Ночь, наконец, победила последний оплот света — костер, и теперь злорадно хихикала над слепым в темноте воином, наугад выставившим бесполезный меч.

Как ни странно, Конану действительно послышался далекий смех. Демоны ночи пришли посмеяться над его поражением? Он не доставит им такой радости!

Огромное существо, хлопая крыльями, приближалось. Ориентируясь по слуху, Конан приготовился отразить атаку. Эти проклятые безлунные ночи! Если бы над горами сияла луна! Ну, пусть не сияла, пусть небольшой серп…

Невидимое в темноте, тело грузно опустилось неподалеку. Вероятно, чудовище решило напасть не с воздуха, а с земли. Осторожная тварь! Сейчас она, должно быть, подкрадывается, готовясь к броску. В темноте можно ожидать нападения с любой стороны…

Конан сделал несколько пробных движений, затем раскрутил тяжелый меч так, что он со свистом рассекал воздух в разных направлениях, и ни одно, даже самое быстрое существо не смогло бы живым пробраться сквозь это облако разящей стали.

— Браво, Конан, — раздался рядом веселый голос Эскилампа, — твое мастерство достойно самой высокой оценки!

Затем волшебник произнес заклинание, щелкнул пальцами, и на песке сам собой загорелся небольшой костер. Эскиламп подобрал разбросанные сучья и аккуратно положил в огонь.

— Я всегда говорил, что волшебное пламя выглядит лучше на настоящих дровах! Только они быстро сгорают. Но можно произнести заклинание, и они будут гореть вечно! — и колдун нараспев стал произносить нужные слова.

— Что за тварь служит тебе вместо коня? — спросил, наконец, Конан, спрятав меч в ножны.

— Это Гаэланд! Лучший из моих крылатых помощников! — Эскиламп что-то пробормотал, и огонь столбом взметнулся к небу, осветив на миг отвратительную морду хищного ящера с торчащими из пасти зубами длиной в локоть.

— Тени-разведчики доложили, что великий воин Конан спешит разыскать мое скромное жилище. Я понял, что дело серьезное, и отправился навстречу.

— Дело действительно серьезное… Хепата укусил волк-оборотень. И хоть знахарь мазал нас вонючей мазью…

— Постой! Значит, волк и тебя укусил? — Эскиламп вдруг стал обнюхивать Конана, как собака убитого медведя.

— Да… и меня. Но мазь помогла. А вот Хепат…

— Тебе помогла не только мазь, Конан, — колдун непонятно чему весело засмеялся, — тебе помогла еще твоя воля! Я чувствую в тебе некоторые рефлексы оборотня! Отныне ты будешь еще быстрее в сражении, еще неутомимее в беге!.. Ты, похоже, единственный человек, которому вливание заразы оборотня пошло на пользу!

— А Хепата пришлось посадить на цепь… Я хорошо заплатил знахарю, он должен кормить его до нашего прихода.

Эскиламп помрачнел и задумался. Потом с сожалением сказал:

— Боюсь, друг мой, ему уже не помочь… Но мы все же попробуем, хотя это будет и нелегко!

Утро выдалось пасмурным и хмурым, подстать настроению Конана. Эскиламп уговаривал лететь на чудовище — так быстрее, но чтобы придать ящеру силы, требовалось пожертвовать лошадью. Ибо, только подкрепившись кобылой, он будет способен снести двоих. Даже при дневном свете существо напоминало ночной кошмар. Костистое тело, будто скелет, обтянутый кожей, огромные крылья с когтями на конце и в середине. Длинный, усаженный зубами-кольями клюв, или пасть, или нечто среднее… И запах! Конан удивлялся — почему в Эскилампа, сидевшего верхом на монстре, не въелся этот запах? Волшебник благоухал душистыми травами и чем-то еще, непонятным, но довольно приятным.

Конан не отдал свою бедную лошадь на корм ящеру, и Эскиламп отпустил чудовище поохотиться. Расправив крылья, монстр взмыл в небо.

— Ты отправляйся, не мешкая, — говорил колдун, — я догоню. Нам нужно усыпить Хепата… точнее, уже не Хепата… и везти его к…

Эскиламп внезапно замолчал и задумался. Конан не стал ни о чем спрашивать. Молча собрал поклажу, вскочил на кобылу и, кивнув волшебнику, поспешил в обратный путь.

Обратная дорога — всегда короче, и уже на следующее утро Конан почти выбрался из узкого ущелья, в котором еще недавно водили хоровод призраки. Кто бы мог подумать, что это разведчики Эскилампа! Привидения, чудовищный ящер… Конан усмехнулся. Интересно, много у него таких слуг?

Внезапно кобыла заржала и поднялась на дыбы. Из-за камня вышел огромный, замшелый пещерный медведь. Свалявшаяся шерсть на боках напоминала некогда пушистый, но изрядно побитый молью ковер. А массивная голова зверя походила на громадный, изъеденный ржавчиной котел, обращенный вперед донышком.

Пещерные медведи давно покинули места, где появился человек. Так же, как и мамонты, шерстистые носороги и саблезубые тигры. Предгорья Карпашских гор часто посещались людьми, и встреча с пещерным медведем могла означать только одно: его изгнали, он стал слишком стар, чтобы оборонять свою территорию. На смену пришли молодые. Где-то там, в далеких, диких местах, в которых обитали эти громадины — сменилась власть.

Медведь стал «шатуном». Злым, опасным, мстительным. Лютой ненавистью пылали его глаза. Хрипло заревев, зверь поднялся на задние лапы и стал вдвое, если не втрое, выше человека. Когти напоминали кривые туранские кинжалы.

Конан с трудом управлялся с испуганной, закусившей удила лошадью, норовившей сбросить хозяина и бежать подальше от этого мохнатого страшилища, неожиданно вставшего на пути. Спешившись, киммериец успел накинуть уздечку на сук ближайшего деревца. Медведь стоял неподвижно и оглашал окрестности хриплым ревом. Уступать дорогу человеку он явно не собирался. Конан обнажил меч и медленно пошел на зверя. Оставалась надежда, что медведь все-таки отойдет в сторону: не выдержит открытого — глаза в глаза — противостояния с человеком. Остановившись на некотором расстоянии от зверя, Конан спокойно смотрел в его злобные глазки. Медведь замотал головой, словно хотел избавиться от пристального взгляда человека, как от назойливой пчелы. Затем закрыл морду лапами, и этот смешной жест вызвал в душе Конана острую жалость к старому зверю, которого выгнали с насиженных мест. Закрыв глаза, зверь невольно отдался во власть человеку. Конан мог бы в прыжке вспороть ему брюхо, но решил испробовать другой способ.

Он вспомнил рассказ старого шамана одного северного племени, кочующего по заснеженным полям Асгарда. Старик рассказывал молодым охотникам, как можно напугать зверя, приготовившегося к атаке. Речь шла о белых медведях, но шаман уверял, что его метод сработает на любом звере. Все зависит от силы духа и способностей охотника.