Юрий Никитин - Начало всех Начал
— Убью! — заорал он в бессильной ярости. — Убью!..
Ветер засвистел в ушах, земля мелькала под ногами, будто он превратился в оленя и мчится во весь опор. Как только выскочил на вершину холма, дальше внизу в долине белым-бело от огромного овечьего стада.
Пес носится по кругу, загоняя обратно овец, что то и дело стараются отбиться и воровато пощипать зеленую травку в стороне от стада.
— Авель! — заорал он бешено. — Авель!
Авель оглянулся, Каин издали видел, как побледнел брат, а глаза расширились в испуге.
— Что случилось? — закричал он в страхе и попятится. — Каин, ты только успокойся!
Каин заорал, подбегая ближе:
— Твои овцы!.. Овцы!.. Сволочь… твои овцы…
— Что? — закричал Авель и попятился уже в середину овечьего стада. — Каин, ты только скажи, я все сделаю…
Он украдкой оглядывался на волка. Тот перестал бегать и с угрозой следил за Каином. Верхняя губа поднялась, обнажая белые клыки, шерсть вздыбилась, он медленно подходил ближе, с каждым шагом сильнее припадая к земле, готовый прыгнуть в любой момент.
Ярость разрывала Каина на части, кулаки сжимались, сейчас бы и Авеля разорвал на две половинки, ничуть не пожалел бы, но не успеет, этот зверь прыгнет сзади и перекусит шею раньше, чем он ухватит эту лживую тварь за глотку.
— Беги за мной! — прошипел он в бессильной злости. — Не отставай!
— Иду, брат, — сказал Авель послушно. Обернувшись к волку, крикнул: — Следи за стадом, я скоро вернусь!..
Каин несся обратно, как ветер, Авель чуть отстал, а когда они добежали до поля, у Каина вырвался вопль отчаяния: овцы забрались в самую середину пшеничного поля и жрут, топчут, как стадо свиней…
Авель закричал, замахал руками, а Каин стиснул зубы и смотрел, как брат носится по его полю, топчет больше, чем его овцы, эти дуры мэкают и разбегаются, всякий раз оставляя за собой сломанные стебли, выращивать которые так непросто…
Авель ухватил овцу, вынес за край поля и бросил ее на землю.
— Уже! — крикнул он счастливо.
Овца подхватилась, протестующе мэкнула и ринулась, как олень, снова на поле к остальным. Авель с таким же глупым криком бросился за нею. Каин догнал его и с воплем ярости ударил в лицо.
Кулак ожгло болью, Авель упал, но тут же подхватился, лицо впервые перекосилось яростью.
— Что ты меня бьешь? Разве я сам загнал овец на твое поле?
Каин молча и со злостью ударил снова. Из губ Авеля брызнула кровь, но не упал, а с воплем бросился на брата. Каин отступил, пытался встречать ударами, однако Авель обхватил обеими руками, повалил его и даже ухитрился подмять под себя.
— Будешь еще? — спрашивал Авель и ухватил Каина за горло. — Будешь меня бить?
В глазах Каина начало темнеть, дышать нечем. Он бессильно шарил по земле, пальцы нащупали твердый камень. Он выдрал его из земли и ударил сбоку в нависающее над ним отвратительно торжествующее лицо.
Легонько хрустнула кость, тело Авеля сразу обмякло. Каин дышал жадно, грудь часто вздымалась, жадно хватая воздух. Он спихнул Авеля с себя, отдышался, потом посмотрел на неподвижное тело.
Удар пришелся в висок. Острый край камня проломил тонкую кость и вошел в мозг. Авель не двигался и не дышал. Каин попробовал его тормошить, но голова Авеля бессильно откинулась, изо рта потекла тонкая струйка крови.
А потом и она прервалась.
— Ну вот, — прошептал он потерянно, — вот и моя жертва на поле… Надеюсь, теперь Твоя жестокосердность удовлетворена?
Тело Авеля осталось среди истоптанных колосьев. До тупых овец то ли каким-то образом дошло понимание, что свершилось нечто страшное, или же просто нажрались, но вышли на край поля, там сгрудились, а потом, сухо цокоча точеными копытцами, медленно потопали в ту сторону, где находится неимоверно разросшееся стадо.
Тоска нахлынула и пронзила болью сердце. Дурак заслуживал смерти, но это не значит, что его надо было убивать. Пусть бы жил, уже договорились, как жить, чтобы меньше общаться с этим ласковым придурком… Теперь придется куда-то бежать, скрыться от укоряющих глаз матери и гнева отца. Хотя в поле теперь работают больше тысячи человек, но все тихие и богобоязненные. Убить Авеля мог только я, все это поймут…
Небо стало темным, из низких грозовых туч блеснули зарницы, могучий Голос произнес холодно и беспощадно ясно:
— От родителей ты можешь убежать, но не от Меня. Может ли человек скрыться в тайное место, где Я его не увижу?
Каин промолчал, в голове тысячи мыслей, а Голос с небес продолжал:
— Где Авель, брат твой?
Каин сжал кулаки, чего Он хочет, почему спрашивает, прекрасно же знает, Он же всевидящий, зачем задает такой вопрос? Или подталкивает к тому, чтобы ответил: «Да, я виноват, убил родного брата и жестоко раскаиваюсь в своем проступке»?
Он прочистил горло и уже хотел признаться, понимая, что это не только лучший выход, но и правильный, однако волна ярости ударила в голову, он вскинул ее и ответил дерзко:
— Разве я сторож брату своему? Я возделываю поля, охраняю их. А Ты — хранитель всех тварей земных, так почему же спрашиваешь, где Твой любимец, дары которого Ты принял так охотно, а мои отверг?
Голос помедлил, уловив скрытый упрек в словах: «Ты — хранитель всех тварей земных», а это значило: «Так зачем же позволил мне убить брата своего?»
— Каин, — произнес Голос с упреком, — почему ты упорствуешь?
Каин огрызнулся:
— А Ты почему спрашиваешь очевидное?
— Для тебя все очевидно?
— Да, — крикнул Каин с вызовом. — По Твоей воле я рожден от Змея! По Твоей воле во мне возникла зависть, что Ты жертву брата принял, а мою — нет. Все делается по Твоей воле, так почему же Ты не помешал мне убить Авеля? Ты мог остановить мою руку, но не остановил! Но если и это убийство по Твоей воле, тогда почему обвиняешь меня?
Голос произнес грозно, и грохот в небе вторил раскатами:
— Каин, ты все знаешь о свободе воли, повторять не буду. Каждый человек сам отвечает за свои поступки. Убийство — тягчайший проступок. И ты будешь отвечать не только за кровь убитого брата, но и за всех его еще не рожденных детей. Ты многим помешал родиться на свет, которые могли бы сделать человечество счастливыми!.. И в конце концов твои потомки будут стерты с лица земли за то, что ты не дал появиться на свет потомкам твоего брата.
Каин стоял, стиснув челюсти. Он чувствовал, как сжимаются кулаки, в груди нарастает отчаяние, но вслух он сказал:
— Ему не позволено было травить своими стадами мои поля! Я в них вложил столько труда!
— Не позволено, — прогрохотал Голос. — Здесь ты прав. Но это не повод для убийства.
