Идеальный воин - Александр Васильевич Чернобровкин
В этих краях не так уж и много полей и лугов, чтобы привольно разместить на ночлег взвод на пяти бронеавтомобилях. Обычно они скапливались на небольшом пятачке, где ночью не пройдешь, не наступив на кого-нибудь. На второй день погони нашим врагам удалось найти убранное поле неподалеку от деревни Шумиха. Бронетранспортеры расположили по кругу звездочкой, пристреляв сектора и выставив по часовому возле каждого. Внутри наземный беспилотник-сапер, возле которого свободные от службы развели два костра, разогрели пищу, поужинали и улеглись в спальные мешки. Ночи всё холоднее. Иногда просыпаюсь из-за того, что замерз кончик носа. Раньше такое случалось разве что зимой, а пока что осень, даже листва не вся опала.
— Вачелов, ты умеешь выть по-волчьи? — спрашиваю я эвенка.
— Конечно, — отвечает он таким тоном, будто я заявил, что читать не умеет.
— К полуночи переберешься поближе к деревне и начнешь выть, дразнить собак. Надо, чтобы они лаяли громко и часто, но именно на волка, — приказал я. — Сможешь?
— Сделаю, — коротко отвечает ефрейтор Вачелов.
Остальных распределяю по одному на бронетранспортер. Себе беру самый дальний от края тайги и потому труднодоступный.
В полночь, после пересменки часовых, неподалеку взвывает одинокий волк. Очень таки правдоподобно. Деревенские собаки поверили. Часовые, уверен, тупее их. Вытье волка вряд ли слышали в натуре. Этот зверь сейчас на грани вымирания. Не выдержал конкуренции с самым беспощадным и всеядным хищником — человеком. Когда собаки лают, я ползу по стерне, кажется ячменной, потому что ржаная темнее, а пшеничная мягче, но головой не поручусь. Во время тишины лежу неподвижно. Ночь темная, молодая луна спряталась за тяжелыми, темными, кучевыми облаками. Надеюсь, дождь не польет прямо сейчас, не обломает нас.
Собаки захлёбываются в лае очередной раз, и я успеваю добраться до «своего» бронеавтомобиля. От полос гибкого тонкого пластика снизу на боках его тянет дымом, как будто сильно тёрлись во время движения, хотя это не так. Обычно они приподнимаются, когда поток воздуха мощнее, и прижимаются, когда ослабевает, тихо похлопывая. Я коротко щёлкаю тангеткой ручной рации. В наушнике у меня и моих подчиненных раздается тихий звук, не слышный больше никому. В ответ раздаются по очереди четыре щелчка: первый — старшего сержанта Сунова, последний — сержанта Сендекова. Медик в нашем отделении всегда последний, пока кого-нибудь не ранят. Значит, все на исходной, готовы.
Ефрейтор Вачеланов тоже услышал щелчки, сделал правильный вывод и вновь завыл по-волчьи. Собаки залаяли яростно, грозясь поймать и порвать, если их отпустят с цепи.
Я щелкаю три раза: поехали!
Часовой возле «моего» бронеавтомобиля стоит, прислонившись к нему левым плечом, и смотрит не на экран планшета, где картинка с дрона-разведчика, а в сторону деревни, точно хочет разглядеть собак или волка. На нем шлем с поднятым забралом и бронежилет. Удар ножом под основание черепа отпадает, потому что шлем с назатыльником. Зажимаю рот и режу шею. Солдат дергается, не желая умирать. Рядом слышу короткий глухой вскрик. Ефрейтор Ванов накосячил. Он самый малоопытный в отделении. К счастью, шум никого не разбудил.
Опустив обмякшее тело на землю, перехожу к другому, которое в спальном мешке, намного упрощающем нам работу: руками не будет дергать, мешать. Солдат просыпается сразу и умирает так же быстро. Во взводе двадцать восемь человек вместе с командиром-лейтенантом, молодым и звонкоголосым. Это по пять человек на каждого и троим еще по одному в нагрузку. Я успеваю сделать семерых. Сказывается опыт. После чего дважды щелкаю тангеткой, приказываю ефрейтору Вачеланову следовать к бронеавтомобилям, в которые грузим рюкзаки и оружие. Мои подчиненные заодно собирают чипы, вырезая из левой руки выше запястья. Там полная информация о человеке и доступ к его банковскому счету. К сожалению, снять деньги не успеем. Как только узнаю́т о смерти клиента, счет тут же блокируется.
Я забираюсь в кабину «своего» бронеавтомобиля, включая пульт управления, просматриваю маршруты, забитые в память. Выбираю «Канск казарма», о чем сообщаю своим подчиненным. После чего иду к наземному беспилотнику-саперу, включаю, выставляю тот же маршрут и нажимаю кнопку «Старт». Оно сразу отправляется в путь. Отъехав метров на двести, останавливается, ждет колонну. Мы располагаемся в бронеавтомобилях, включаем фары и быстро едем вслед за ним по дороге, возле которой где-то расположились на ночь спецназовцы.
Они увидели движение колонны, и в рации командира взвода, которую я забрал, слышится строгое:
— Редут — Гончей! Вы куда⁈
Щелкая тангеткой, изображая помехи, я произношу хрипло:
— При… ком… срочно…му…
Любой дурак должен понять, что это обозначает «Приказ командира срочно вернуться в казарму». Мой собеседник оказывается не любым.
— Редут — Гончей! Не понял, повтори! — слышится из рации.
Я произношу то же самое, добавив в конце невнятное бормотание. За это время мы успеваем промчаться мимо того места, где, как предполагаю, разместились наши коллеги, и скрыться за поворотом. Всё, нас не догонишь. Пусть теперь гадают, куда умчался пехотный взвод, пока утром не узнают ответ.
57
Никогда не думал, что утопление пяти бронеавтомобилей превратится в проблему. Они упорно не хотели самоубиваться — останавливаться над таежным озером и тонуть. Приходилось приводить приговор в исполнение с риском для жизни — отключать питание над глубоким местом, выпрыгивать из погружающейся машины и вплавь добираться до берега, а температура воды — по ощущениям — всего градусов пять. Даже мысль появилась, не бросить ли их просто так в тайге? Тогда рано или поздно бронетранспортеры найдут и вернут на службу. Сжечь или взорвать тоже нельзя, потому что выдадим свое местоположение. Да и жалко тратить магнитные мины на то, что и так уже не принадлежит врагу. В итоге провозились с ними часа полтора. Заодно и помылись пятеро из нас.
Прекрасно зная психологию армейских командиров, я был уверен, что от нас теперь не отстанут, перероют всю тайгу, но найдут и уничтожат. Можно
