Академия совершенствующихся - Анастасия Медведева
– Софи не знает об этом, верно? Не знает, что вы её туда послали и получаете от неё информацию! – Моё изумление выходит на совершенно новый уровень.
– Я должен был послать кого-то в помощь нашему сыну, и Аврора прекрасно справлялась со своей задачей, пока ты не лишила её возможности выйти в финал предварительных поединков, – сухо отзывается наставник, безучастно глядя на стену ангара.
Боги и бессмертные!
Это Аврора донесла до него все эти сплетни!!!
Впрочем, может, и не сплетни, а серьёзное предупреждение – если моя проблема и впрямь обсуждалась на высоком уровне.
Узнать наверняка теперь невозможно, ведь у Авроры нет ни одной причины любить меня…
– А ведь вы ни одним взглядом не выдали себя, когда спустились на ту арену, несмотря на то что Аврора провела вдали от дома столько же лет, сколько и Адам, – протягиваю неожиданно для самой себя, вспомнив слова девушки о двух годах внешнего послушничества и четырёх – в качестве ученицы внутреннего потока.
Она пробыла в академии ровно шесть лет, как и названый сын главы и старейшины ШИП!
– И проведёт столько же, если потребуется. Планируешь начать защищать её и отстаивать её права, игнорируя тот факт, что она портила тебе жизнь в академии? – уточняет наставник будничным тоном.
И он прав, нервы мне Аврора потрепала знатно. Но я не могу не признать, что эта девчонка имеет шикарные шпионские навыки! Чтобы заподозрить её… да я даже не знаю, что должно произойти, чтобы такое было возможно!
Она производила впечатление истинной ученицы академии – хитрой, пронырливой, заручившейся чужой поддержкой вследствие отсутствия каких-либо особенных навыков…
Если бы не её арсенал приёмов, выученных явно под руководством старейшины, я бы никогда не догадалась!
И, вот она, причина, по которой Аврора прервала наш первый поединок: она не хотела демонстрировать ученикам академии приёмы наставника!
Кажется, она всё ещё уважает его и ценит его доверие…
– Не планирую, – в итоге произношу ровно.
– Это правильно. Отвечать всегда нужно только за себя. За других отвечать имеет смысл, только когда ты их непосредственный руководитель, – звучит спокойный ответ.
Адам говорил, что старейшина передо мной только производит вид безразличного, а порой и циничного наставника с бандитскими наклонностями, но на самом деле он очень переживает за своих подопечных.
Что ж, поверим на этот раз.
Другого варианта у меня всё равно нет: не встревать же в спор, не зная всех обстоятельств!
– Итак, Аврора ваш осведомитель… – протягиваю отстранённо, а затем до меня доходит, о чём ещё могла донести хитрая девица, рассказывая отцу о приключениях сына. – О! Выходит, вы и про ту старейшину в курсе?
– Не стоит тебе интересоваться личной жизнью Адама, – неожиданно холодно осекают меня, – раньше я не разделял беспокойства Софи касательно ваших отношений, но сейчас, после того как стали известны последствия вынашивания Цветка Самоубийц в теле… Даже если ты останешься в живых, ты не сможешь быть рядом с Адамом: вряд ли тебе повезёт сохранить свой уровень совершенствования – и тогда вас разделит пропасть.
В его словах была логика, однако…
– Я всего лишь хотела убедиться, что вы защитите Адама в случае чего: обиженные женщины – довольно непредсказуемые противники… но я вас поняла. Вашего сына я ни рукой, ни ногой не трону. Даже если меня порывом урагана будет сносить в его сторону, я вывихну все суставы, но улечу в другую, – произношу без эмоций.
– Это правильное решение. Какой бы замечательной, хорошей, умной и целеустремлённой ты ни была, ты опасна для нашего сына. При любом раскладе.
То есть даже если все эти страшилки про основу-нечисть – чистой воды выдумки… я всё ещё буду плохим вариантом для Адама из-за ненависти администрации академии ко мне лично?..
Адам был шпионом, но он – приёмный сын главы ШИП; к нему в любом случае будет несколько иное отношение.
Однако если он начнёт встречаться со мной, с прямым врагом академии, оскорбившим её главу, – это будет уже перебором?
Фыркаю.
Затем отворачиваюсь, всем видом показывая, что разговор окончен.
Пусть это было грубо или по-детски, но на вежливость после такой честности сил не осталось…
– Мы не гоним тебя в академию: этот выбор ты делаешь сама. И, даю слово, мы не выгоним тебя из школы, если ты сумеешь вернуться после турнира. Что бы с тобой ни произошло, кроме смерти, – после освобождения от основы для тебя наши двери будут открыты! Но мы не сможем помочь тебе, решись ты на что-то дерзкое и не оговорённое, – звучит предупреждение в спину.
Это тоже было ожидаемо.
Мне предлагали разобраться со своими болезненными отношениями… с целой академией. Или, правильнее сказать, меня гнали туда поганой метлой, чтобы я это сделала, поскольку в данный момент находилась с академией в созависимых отношениях.
Это даже смешно!
Потому что это единственное правильное решение, при всей спорности методов руководства ШИП…
Я должна поставить точку в этом вопросе – и если смогу, то меня спокойно примут обратно и уже без каких-либо ограничений вроде занятий в ангаре или прогулок под присмотром Адама.
Однако в процессе символического начертания пунктуационных знаков мне запретили истерить и совершать что-то необдуманное – что-то, что нанесёт вред школе. А ещё мне, очевидно, запретили идти против решения руководства касательно личной жизни их любимого названого сына…
Что можно на это ответить?
– Благодарю, – отзываюсь ровно и слушаю звук удаляющихся шагов.
Итак, у меня теперь только один путь.
К развязке.
И мне придётся пройти его без какой-либо поддержки – всё, как всегда.
Наверно, я начинаю привыкать к такому раскладу в своей жизни. Или эта привычка уже глубоко во мне и я лишь пользуюсь всеми благами от её наличия внутри?
Не важно. Всё это не важно. Все эти мысли, чувства, эмоции…
Короче, меньше слов, больше дела!
Пора отточить свой навык полёта, ведь в академию я собираюсь влететь с гордо поднятой головой и на скорости вылетевшей пробки – если понадобится!
* * *
Ночью я долго не могу заснуть: тело настолько вымоталось, что мозг в конце тренировки врубил запасной генератор, неожиданно обнаруженный во мне, который сейчас не позволял мне погрузиться в сон, вынуждая смотреть на потолок своей комнаты широко раскрытыми глазами. Потолок был ровным. Стены тоже. Даже пол, хотя сейчас я его и не видела, но помнила, что он был под кроватью, да и вокруг – тоже…
Спустя минут тридцать я начинаю клевать носом… если это можно делать в горизонтальном положении.
Глаза постепенно закрываются, уже не намереваясь открыться вновь, – и я всё-таки засыпаю.
Странное дело, но я полностью осознаю себя во сне, пришедшем секундой после!
Вокруг знакомые пейзажи детской площадки, на которой мы подростками собирались, будучи детьми всех счастливых обладателей недорогой недвижимости в округе. Мне лет девять, не больше. И я люблю разговаривать с моей лучшей подружкой на «немом языке» – том самом, где ладони и пальцы складываются в буквы, создавая из простой фразы целое представление на пару минут с весьма яркими выражениями лица, побуждающими понять смысл с пары первых букв… Кто-то со стороны всегда умудряется поймать смысл быстрее моей подруги, но тогда я всегда начинаю увеличивать скорость повествования и создаю разрыв со всеми… что-то вроде «не доставайся же ты никому, моё предложение!». Подруга всегда смеётся. А потом показывает язык тому, кто попытался помешать нам общаться. Так мы с ней проводили каждое лето – тот счастливый беззаботный период в году, когда мы с мамой приезжали погостить к бабушке в другой город, – забираясь на полуразобранные, иногда подпаленные, а иногда просто проломанные деревянные горки – памятники неведомого архитектора, решившего украсить среднестатистический двор детской площадкой в старославянском стиле. Но однажды моя подруга пропала. Я приехала в город, а её уже не было. И никто не говорил, где она. Знакомая знакомой убеждала, что у неё появился парень постарше, что меня нисколько не удивило: моя подруга сама была чуть старше меня и имела очень привлекательную с моей точки зрения внешность. У неё мог появиться парень. Но куда она пропала? На этот вопрос я получила ответ на одной из последних сходок нашей
