Дорога сильных. На пороге мира - Анна Попова
Проводник кивнул, веди, мол. Ваня попробовал вспомнить что-то о названном звере, но не смог. Спросил у Ивара:
— А сорх этот — хищник?
Тот широко ухмыльнулся.
— Еще какой! Тут большая часть зверья жрет все, что придется — хоть травку, хоть тварюшек помельче. Но этот хищник, да.
Ванька повел плечами. На охоте он был впервые, а тут еще и хищника предлагалось выследить.
— Да ты не бойся, сорх осторожный. Вряд ли мы его вообще увидим. Нас много, напасть не нападет, разве что глянет издалека, кто на его территорию заявился.
— Я и не боюсь.
Ивар хмыкнул, но промолчал.
Вокруг лежки проводник ходил недолго. Землю щупал, разве что на вкус не пробовал. Потом уверенно показал направление.
— Самец, крупный. Прошлый день тут провел.
Снур хищно раздул ноздри.
— Далеко ушел?
Местный охотник двинул плечами.
— Это ж сорх, кто его поймет.
Гьярравара такой ответ явно не устроил.
— Найдем, — пообещал он. Оглядел ребят строго, велел, — щиты взять, не шуметь, смотреть в оба.
Так и пошли: тиская рукояти щитов и приглядываясь к каждой кочке. Земля после недавних дождей была влажная, в низинках под ногами даже хлюпало, но следов Ванька, как ни старался, разглядеть не мог. И как их охотники находят? Явно другой уровень.
— А там кабанчики резвились, — сказал, кивая в сторону, Виктор.
Ваня глянул, куда указывал друг, и наконец-то увидел хоть что-то помимо деревьев, камней и травы. Земля вокруг большого дуба была разрыта, словно ее сумасшедший копал. И следы, много следов вокруг.
Проводник поднял руку, призывая остановиться. Стало тихо. Так тихо, что Ванька скривился от нехорошего предчувствия.
— И птиц не слышно, — шепнул кто-то рядом.
Охотник, который успел скрыться за камнями, что-то крикнул, и Снур рыкнул, негромко, но внушительно:
— Щиты!
Мелькнула мысль, что Рейнар неплохо ребят выдрессировал, потому что левая рука сама собой подняла щит, прикрывая тело и шею от возможно удара, а ладонь правой удобнее перехватила копье. Скосил глаза и понял, что он не один такой, резвый и послушный.
— Что там? — одними губами спросил Ваня у Виктора.
Тот пожал плечами и плавно, стараясь не шуметь, двинулся к старшему гьярравару.
— Спугнули, — выдохнул Ивар. — Сорха спугнули.
И почти сразу раздалось Снурово «хош», нечто среднее между земными «отставить» и «стоп». Ваня щит если и опустил, то не слишком. Спокойнее почему-то не стало, хоть и охотники, и гьярравары немного расслабились, и большая часть народа отправилась к проводнику, смотреть, что же там такое нашли.
За камнями лежал средних размеров кабанчик, явно из тех, что искал пропитание у корней дуба. Вернее, то, что от него осталось. Одной ноги не было, кишки вывалились наружу, а каменистую землю вокруг щедро украшали темные пятна.
— Теплый еще, — глухо проговорил старший охотник.
Снур стиснул зубы и глянул на ребят зло, словно те были досадной помехой, из-за которой и зверя спугнули, и немедленно по следу пуститься не дали.
— Теперь не найдем, — негромко пояснил разговорчивый Ивар, в голосе его тоже звучало раздражение, — сорх, когда ест, толком не видит и не слышит ничего, брать его можно хоть в одного. А сейчас… нет, ушел, не найдем.
— И что, просто так добычу оставит?
Юноша глянул на Ваньку как на ребенка, который сморозил глупость.
— Нас много. А он осторожный.
— И ценный, похоже, — добавил Виктор, проходя мимо и присаживаясь на камень, — иначе с чего бы всем так расстраиваться?
Ваня двинул плечами и отошел в сторону. Копье прислонил к дубу, щит примостил поодаль, а сам сел между ними на землю. Топор в петле поправил, чтоб не мешал.
Вся эта охота пока не слишком-то впечатляла. Пол дня ходить по лесу, выискивая неведомых иных, волочась в хвосте процессии, ничего толком не понимая и чувствуя себя балластом. Наткнуться на прерванный обед хищника и почувствовать себя еще большим балластом, потому что все чуть ли не вслух говорят: да, это из-за вас мы тащимся и шумим. И смысла во всем этом никакого, разве что смена обстановки, которая вроде как должна быть полезна одуревающим от казарменного режима ребятам.
Ванька досадливо потер нос и вздрогнул, когда на тыльную сторону ладони упала тяжелая капля. Алая, густая.
Бухнуло сердце, голова запрокинулась назад, взгляд уперся в усатую морду, когда-то серую, но сейчас вымазанную красным. С ветвей за ним следили внимательные глаза. Зверь оскалился, показывая крупные желтоватые клыки. Левая рука парня нащупала и медленно потянула на себя щит. От низкого рычания похолодело в груди, и вторая рука ухватилась за топор, осторожно освобождая его из ременной петли.
— Ребят, — негромко позвал он, — я сорха…
…нашел. Слово застряло в горле, потому как зверь взрыкнул и прыгнул вниз.
Все, что Ваня успел — это дернуть щит на себя, прикрывая голову от удара. Сверху словно мешок с цементом свалился. Когтистая лапа ударила в спину, но кольчуга спасла. Зверь будто взбесился, пытаясь выколупать парня из убежища между корнями дерева. Зарычал, кидаясь на щит, подцепил край и дернул, но Ванька удержал. А новый удар пришелся на левую руку, открытую ее часть, и в глазах потемнело от боли.
Пришло осознание: еще полминуты — и все. Не выдержать ему оборону. Достанут. Толкнул щит, перекатился, выхватил топор. Левая рука повисла плетью, ладони стало мокро и горячо. Зверь — хищная кошка размером чуть больше овчарки, серая, с зеленоватым отливом, — развернулся и изготовился к прыжку. Кажется, Ваня тоже оскалился и зарычал — от безнадеги и злости, от боли, пульсирующей в руке, и решился убить — или умереть.
Сорх прыгнуть не успел: подоспели гьярравары, и его смело топором Ирнхольда. Ваньку подхватили под здоровый локоть, помогли сесть.
Никто не суетился, не охал и не орал. Скупые и точные движения, серьезные лица. Парень опомниться не успел, как стащили наручи и распороли рубаху до плеча, плеснули чем-то на рану, от чего боль вспыхнула с новой силой, а затем поутихла, и замотали чистой тряпицей.
— Пей.
Ему поднесли кружку, и Ваня понял, что правая ладонь все так же стискивает рукоять топора. Отлепился от оружия и попытался взять питье. Рука, словно не его, прошла мимо. Вторая попытка — тот же результат. Кружек стало будто бы две, а лицо воина подернулось дымкой. Рядом ругнулись на джерре, и отвар влили в рот чужие руки. Парень закашлялся, к горлу подступила тошнота.
— Не смей спать! — рыкнул Снур, ухватив Ивана за волосы на затылке и приблизив его лицо к своему. — Не смей!
Спать? Нет, спать не хотелось, слишком
