Александр Бушков - Страсти по принцессе
Загадочное диво осталось позади, ковры вновь летели в пустом небе, сопровождаемые растущей сворой Глаз Сатаны.
Драккары появились сзади, пересекая их курс наискосок. Сгоряча Сварог принял их за очередных обитателей чертова логова, но тут же опознал боевые машины Серебряной Бригады, напоминавшие изящные, острые наконечники копий.
Три драккара пронеслись мимо, как пули, сбросили скорость и вернулись на коротком развороте, медленно прошли слева. Передний выглядел жутко — будто огромная могучая кувалда с размаху врезала в борт, оставив глубокую впадину на половину длины машины, окруженную лучиками разломов и трещин.
Но драккар уверенно держался в воздухе впереди ведомых, и за прогнувшимся внутрь боковым стеклом Сварог различил взмах руки, способный сойти за приветствие, чью-то оскалившуюся в застывшей улыбке незнакомую физиономию.
Описав круг вокруг них, драккары рванули вперед тем же курсом и моментально исчезли из виду.
— Не спрашивайте, — сказал Сварог торопливо. — Сам ничего не пойму.
— Здесь нет силы, способной нанести такие повреждения…
— Значит, теперь есть, — выговорил Сварог сквозь зубы.
Ковер плавно пошел вниз по отлогой кривой. Монах, вцепившись одной рукой в петлю, свободной опустил маску. «Начинается», — подумал Сварог, вытаскивая из-за пояса Доран-ан-Тег.
И увидел Чащобу.
Одинокие деревья, словно выскочившие вперед из боевых порядков нетерпеливые застрельщики-егеря, росли на равнине там и сям — кучки зеленых, коленчатых, серпообразных стеблей высотой с колокольню, скользких на вид. И толстые, покрытые фиолетово-синей чешуей загогулины, торчащие из земли, словно вставшие на хвост жирные кобры — эти уступали ростом человеку. Бурые чаши размером с ведро, на нескольких коротеньких стебельках, усыпанные по кромке мутно-белесыми пульсирующими бусинками, желтоватые волокнистые мотки спутанных волокон — повыше стога сена. И еще какие-то окрашенные в унылые оттенки серого и темно-синего полосы, осьминожьими щупальцами расходящиеся от рыхлых на вид бурых клубней.
Черные кусты — сплошное переплетение шипов, прямых и изогнутых.
А впереди вздымалась сплошная стена, где все это сливалось воедино, переплетение немыслимых лиан, корявых веток, уродливых цветов, колючек, мешанина блеклых красок, гротескных изгибов — джунгли, настолько чуждые и отвратительные, что тошнота подступала к горлу.
— Где вимана? — спросил Сварог.
— Там, — брат Тивадар показал в чащу. — Рядом с Воротами. Это от Ворот все распространяется…
Мара показала в сторону — там, разметавшись и оскалясь, лежала черная трехглазая тварь. И еще одна, и еще. Множество. Когти сжаты в последней судороге, крылья зияют прорехами, земля заляпана зелеными густыми потеками. Шагнув вперед, Сварог носком сапога отбросил крыло и увидел изящную серебряную стрелу, до половины ушедшую в землю. Похоже, Серебряная Бригада все-таки внесла свой скромный вклад — хотя этот вариант ни на каких совещаниях не проигрывался…
Он оглядел свое воинство — неузнаваемые под серебряными масками, напряженно застывшие фигуры в серебряных кольчугах и коричневых рясах.
Только Мару можно опознать по росту да Делию — по выбившимся из-под шлема золотым прядям. Пожалуй, вот тот, на голову выше остальных, — это Бони, сменивший пулемет на сверкающую секиру. Итак, дошли все же. И никаких сложностей впереди, никаких интриг, возни разведок и тягостных ночей. И нет ни знаменосцев, ни трубачей.
Вокруг, на значительном расстоянии, уже сомкнулось кольцо — сотни глаз уставились с холодным бешенством, что-то потрескивает с противным электрическим шипением, сыплются фиолетовые искры, но все это — вдали, последние потуги, бесплодные попытки остановить…
Вой и шипенье раздались в чащобе. И тогда Сварог пошел вперед, как кабан сквозь камыши, прорубая дорогу, стараясь не поддаваться азарту, размеренно махая топором. Не в первый уж раз казалось, что Доран-ан-Тег, подобно живому существу, сам по себе наносит удары расчетливо и скупо, став легким, подвижным, живым. Спутанные клубки отсеченных веток рушились на голову, брызжа соком, Сварог уклонялся, отталкивая плечами и локтями эту дрянь, орошавшую вонючей липкой жидкостью. Выдирал ноги из гибких петель, стелющихся над землей, рокантон давно слетел, в волосах застряло что-то колючее и склизкое, рушились зеленые стволы, застревая в путанице лиан, косо повисая. То и дело навстречу выныривали оскаленные рожи, цепкие лапы тянулись к горлу, хватали за руки, он уклонялся, не различая облика нападавших, наносил удары без размаха, рыча:
— Всем вместе! Не разбредаться!
Сосредоточился на одном — ударить первым, снести преграду, не зацепить своих. Успевал порой бросить взгляд вокруг — все живы вроде бы, все на ногах, валят вперед сомкнутой кучкой, слышится резкое хаканье — это удар попадает в цель — звенит, сталкиваясь ненароком, сталь, из глоток рвутся ругательства, короткие, чтобы хватило дыхания матюгнуться на одном выдохе.
Сварог ухитрялся еще прикрывать Делию, насколько удавалось, — а с другой стороны шел брат Тивадар с двуручным мечом.
Они продвигались медленно, потеряв всякое ощущение времени, не стало ни мыслей, ни чувств — одно первобытное упорство и тщательно отмеренная ярость. Шли вперед посреди воя, оханья, визга, фонтанов мутно-скользкого древесного сока, зеленой крови, чужого ужаса и злобы — будто века минули и нет другого мира, нет ничего, одна омерзительная сеча, взлетавшие что ни миг мечи и топоры, сносившие живое и неживое…
Тупо уставясь на возникшее среди лиан невиданное явление, Сварог с рычаньем прыгнул вперед, опомнился не без труда, вновь стал человеком, вернувшись от начала времен, где рвало друг друга зверье, — но в голове еще долго плескались сладкие волны хмельного остервенения.
Он едва не напал с топором на виману. Она возвышалась перед ним — огромная, трехэтажная, зеркально-черная, напоминавшая безликие коробки Магистериума. Нечто вроде сине-багрового плюща оплетало стены, свешивалось прядями с плоской крыши, полузакрыв квадратные окна, высокую дверь над тремя полукруглыми ступенями — и дверь была чуть приоткрыта. Шагая к ней деревянной походкой робота, Сварог пытался пробудить в себе хотя бы тень торжества, но понимал, что не сможет. Дорога к заветной цели отнимает все чувства и переживания — на то она и дорога…
Дверь распахнулась легко. Внутрь чужая растительность отчего-то не проникла, все здесь было чистым, блестящим и раздражающе ярким, как сто двадцать лет назад: синий ковер под ногами, мозаичные стены теплых, желто-оранжевых тонов, золотистые мягкие кресла. Даже воздух, насыщенный ненавязчивым ароматом каких-то фруктов, был мягок и приятен для носоглотки. Не стух за дюжину десятилетий. Значит, механизмы работают…
