Графиня фон Мален - Борис Вячеславович Конофальский
– Краски для сукна у Железнорукого покупали?
– Ну а то у кого же? – сообщил Виллим Хойзауэр. – С ними, помню, другая история была: купчишка, что их вез, заплатил за проход по реке, но показалось рыцарю фон Эрлихенгену, что мало. Он отправил человека к купцам, а те сказали, что краски такие стоят в три раза против оплаченного. Рыцарь и осерчал, краски велел забрать, а купчишку бить. Ой, как того били, живого места не оставили.
Тонконогий плут начал было оправдываться, но Волков выслушивать все это и не думал, не стал даже спрашивать, заплатил ли хозяин за товар, а сразу сообщил ловкачу:
– Товары забираю. Воровством они добыты.
– Вот как? – удивился тот. – Дозволите ли сию весть передать хозяину склада?
– Ступай, передай, – милостиво дозволил кавалер и тут же велел рабочим да возницам: – А вы не стойте, все ко мне в лагерь везите. – И пошел в соседний амбар, оставив и тут сержанта из своих гвардейцев.
В других амбарах товаров было меньше, расторопные хозяева уже успели вывезти половину, а из одного амбара так все свезли, но тем не менее всякого доброго товара было немало. Так он нашел и лист медный, и медь в хороших количествах, и парусину крепкую, и отлично выбеленный холст, и башмаков добротных триста пар, и дегтя девять бочек, и уксус необыкновенно крепкий, очень дорогой, и всякое другое. Кавалер, прицениваясь, думал, что тех товаров будет тысяч на тридцать, притом что на многие товары он верной цены не знал и стоимость их явно занижал.
Последний амбар, запертый, он велел взломать, когда солнце уже золотило верхушки деревьев на западе. А амбар этот оказался пуст. И тогда кавалер сказал капитану фон Реддернауфу, что едет спать, а его оставляет за старшего и просит проследить за погрузкой и доставкой добра в лагерь. И капитан заверил, что ничего не упустит.
Проснулся Волков от духоты: полог шатра был закрыт, а солнце поднялось уже высоко, внутри становилось жарко. Около шатра кто-то тихо разговаривал, один голос полковник тут же узнал, то был голос юного Курта Фейлинга, а второй голос – невыносимо знакомый, с заметной хрипотцой, резкий, но вспомнить обладателя сего голоса кавалер поначалу не смог.
– Фейлинг! – крикнул Волков.
Тут же полог отлетел в сторону, и в шатре стало светлее.
– Звали, кавалер? – спросил мальчишка, появляясь на пороге.
– Кто там?
– Капитан-лейтенант прибыли, – сообщил оруженосец.
– Брюнхвальд! – воскликнул Волков, сразу вскочив с постели.
– Я здесь, господин полковник! – Карл Брюнхвальд собственной персоной показался на пороге шатра, аккуратно отстраняя оруженосца.
Волков, не разглядев его как следует, не раздумывая, как был в исподнем, кинулся к нему, обнял крепко.
– Как я рад, друг мой, что вы на ногах… Мне вас очень не хватало!
– А я так грущу, что не был при вашей победе, – говорит капитан-лейтенант, тоже обнимая Волкова и уронив при этом костыль, на который до этого опирался.
– О! Да вы с палкой, друг мой, как ваша нога?
– Весьма сносно, мясо заросло хорошо, без гнили, но лекарь сказал ходить с палкой, пока кость не окрепнет. Вот… теперь хожу.
– Проходите, проходите… Садитесь. – Волков поднял палку и протянул старому товарищу. – Гюнтер, мыться, одежду, завтрак!
Кажется, не было на этом свете человека, которого он был рад видеть больше, чем Карла Брюнхвальда. Разве что одна рыжая дама могла оспорить это первенство, но в этом старый солдафон даже себе не признался бы. Хотя с того дня, как отправил ей письмо, он все время ждал от нее ответа.
А пока Волков поспешно мылся, одевался, и не прошло и десяти минут, как они с капитан-лейтенантом сидели под навесом, на теплом ветерке, что бывает в конце мая, и наслаждались завтраком.
– Так расскажите, как взяли лагерь? – спрашивал Брюнхвальд. – Вы представить себе не можете, какое было уныние среди раненых там в Бад-Тельце, когда поначалу узнали, что фон Беренштайн не смог даже перейти реку. Генерал и не остановился там, чтобы рассказать, как все было. Переговорил только с фон Боком, никому больше ничего не сказал и, не удостоив нас даже кивком головы, уехал к себе в Нойнсбург.
– С утра как пошли, так на том берегу и завязли, мужики выставили против меня полторы тысячи людей и уперлись. Мне помог вылезти на берег Пруфф и его картечь, а Эберст даже и построиться на том берегу не смог. Своих сил было мало, чтобы мужиков отодвинуть, а фон Беренштайн не дал мне резервов, хотя я просил его о том два раза, ландскнехты так и простояли на нашем берегу весь день.
– А потом, как все было потом? – спрашивал капитан-лейтенант.
– А потом я узнал, что Железнорукий уехал. – Волков не стал говорить товарищу про Агнес, не нужно ему знать это. – Ну и решил повторить атаку. А мужички без своего главного даже не попытались толком биться, всё больше разбегались.
– Ах, какое славное было дело! Уже все о том говорили, что вы и вправду Длань Господня. Жалею о том, что меня с вами не было.
– Не волнуйтесь, друг мой, доля из трофеев, что причитается второму офицеру, за вами.
– Благодарю вас, друг мой! – Карл Брюнхвальд встал и поклонился.
– Полноте, – Волков жестом велел ему сесть, – ешьте лучше и не волнуйтесь, нет у меня второго офицера, равного вам.
– А господин Рене?
Полковник только поморщился.
– А Роха? Он и человек редкой стойкости!
– Тут не поспоришь, Роха храбрец и очень мне помог, кроме него и Пруффа, не на кого было мне опереться… Но все дела, которые должен вести старший офицер, перекладывает на подчиненных, сам же будет сидеть и пить вино.
– А другие офицеры, новые, как они вам? – спросил Брюнхвальд.
Волков ответить не успел, внимание их привлекли возня и крики слезные.
– Прошу вас, прошу!.. – взвизгивал кто-то с другой стороны шатра.
– Куда? Куда прешь, паскуда! – слышали офицеры грубый голос, в котором Волков сразу узнал голос сержанта своей охраны Уве Вермера.
– Мне надобно к вашему полковнику, к Инквизитору… – рыдал некто голосом тонким.
– Гюнтер, – распорядился Волков, – узнай, что там.
Денщик, что прислуживал офицерам за столом, тут же ушел и почти сразу вернулся.
– Посетитель к вам, а наши люди ему руки ломают.
У кавалера было сейчас
