Одиночество жреца богини Лу (СИ) - Якубович Александр

— Уверен, что серебра хватит? — уже в сотый раз за последние дни спросила меня Сания.

Я решил, что слишком большой слой металла приведет к банальному разлому зеркала под собственным весом, так что настоял на том, что серебра мы будем использовать так мало, как сможем.

— Стекло может сломаться, так что надо пробовать на малых объемах.

Не мог же я ей сказать, что видел зеркала с напылением толщиной в волос — не поверит. Или поверит, что еще хуже, и начнет задавать ненужные вопросы.

Рабы знали свое дело и подхватили котелок с заранее расплавленным благородным металлом.

— Лейте медленно и немного, разгоняем по стеклу, чтобы равномерно и тонко. Никаких пузырьков! — скомандовал я.

Когда все было кончено, мы получили метровое, мутное, с имеющимися искажениями посередине, но вполне приличное зеркало. Уж точно лучше полированных медных пластин.

— Отвратительно! Оно кривое! Криво-о-о-е-е-е! — прокатился по мастерской капризный вой.

Сания бушевала потом еще несколько дней. Не убедили ее даже оценки купцов и знатных друзей, которые были готовы отдать за такое зеркало полтора его веса в серебре. Оно не было идеальным и все — точка. Мир рухнул, Соф от нас отвернулся и вообще, это все была затея косорукого барона Тинта. Кое-как, в течение недели принцесса сменила гнев на милость.

За это время я уже успел несколько раз встретиться с ее братом, порешать свои дела в Парте и даже сходить на один из посольских вечеров вместе с Бренардом — убедиться, что бреннский посол на самом деле был такой скотиной, как его описывал граф.

В своих оценках де Гранж был немного неточен: я бы назвал толстого посла скорее слизняком, чем скотиной. И не потому что он был постоянно потный в своем халате, а скорее, по повадкам. Двигался он медленно, и, казалось, с головы до ног сам по себе склизкий и липкий.

Близился день Лета — тут его называли днем Солнца — через неделю после которого мы должны были отплывать обратно в Клерию. С Санией, или без нее — просто заканчивался срок наших официальных полномочий. Кай Фотен рассудил, что если мы не справимся за один сезон, то не справимся и за год, ведь все было обговорено уже давно, тут решение было только за принцессой и ее родственниками.

В один из вечеров в мои покои завалился Арван — по-другому и не скажешь. Молодой мужчина был в приподнятом расположении духа и сразу же справился о том, осталась ли у меня вишневая настойка.

— Зашли выпить, арх? — лукаво спросил я, попутно отдавая коридорному слуге указания на тему фруктов и прочей закуски.

— Да, скорее нет, новостями поделиться.

— Что-то серьезное или так, по купеческим делам? Может семья Великого все же закажет у меня так полюбившейся наследнику рода напиток? Ваши соотечественники в этом вопросе весьма расторопны, я буду загружен уже почти год, если не расширю производство, — улыбнулся я, доставая пару рюмочек и припасенный на черный день кувшин.

Удивительно, но ламхитанцы выпили или выкупили, а потом выпили почти все, что я привез. Видимо, был силен эффект новизны, да и уверен, часть моего продукта тупо сожгли — уж очень зрелище это было любопытным, с синим пламенем.

— Да что же ты, барон, все о деньгах и о деньгах! Эх, купеческая ты душа!

Я просто развел руками: что поделать, я маленький северный аристократ, занят вопросами выживания.

Вид у меня был настолько придурковато-простецкий, что и так хорошее настроение Арвана стало еще лучше. Отсмеявшись, принц принял из моих рук напиток и, с удовольствием пригубив обжигающую сладкую настойку, выдал:

— Сегодня у нас был семейный совет, решил тебя порадовать. Ты же меня радовал, барон. Сания все же решилась, да и отец совсем не против. Моя сестра уплывает с вами после дня Солнца. Завтра об этом объявят официально.

Я от таких новостей чуть рюмку не выронил, а Арван наслаждался произведенным эффектом. Ладони как-то резко вспотели, стало трудно дышать, и я, поставив напиток на столик, протер лицо ладонями, разгоняя кровь.

— Вот прямо и решено? И арха-та согласна?

Довольный собой Арван еще раз утвердительно кивнул.

— Как ты и сказал, Кай Фотен умеет выбирать людей. Для молодежи он послал тебя и младшего де Гранжа, послом — самого графа. Вы все трое произвели отличное впечатление, в отличие от ваших предшественников. Показали, что в Клерии есть и достойные люди, а король — не глупый мальчишка.

— Какой там мальчишка, за тридцать уже, — выдал я.

Арван только чуть поморщился — ему до сорока жить в тени отца, а то и больше, так что в его понимании зрелость и независимость мало коррелировали с возрастом.

— Ты же понимаешь, что это было общее решение. Если бы кто-нибудь высказался против, сестра бы осталась дома и, скорее всего, вышла бы замуж за одного из наших архов. Но Бренн показал свое лицо в полной красе, так что решение приняли достаточно легко. А Санию смог убедить, по сути, именно ты и твои работы. Так что давай выпьем, барон, за легкую дорогу и счастливое будущее новой королевы Клерии!

Арван, как я его успел научить, легонько чокнулся со мной рюмкой, после чего выпил до дна. Я последовал его примеру. А потом выпили еще по одной, пока ждали слугу.

Хотелось сорваться в пляс и бежать обниматься с де Гранжами, но я понимал, что пока берег Ламхитана не исчезнет из виду — то есть пока Сания не сможет вернуться домой вплавь, спрыгнув с корабля — все можно было переиграть. Тут все просто, ведь ламхитанцы были хозяевами своему слову перед иноземцами: как слово дал, так его и забрал. Так что нужно было держать марку и вести светские беседы с Арваном.

— Посетишь Клерию? — спросил я.

— Думаешь, пропущу свадьбу любимой младшей сестры? Да ни за что! Конечно прибуду! Как посланник от отца. И постоянное посольство Ламхината привезу.

О, это был серьезный шаг. Постоянное посольство Ламхитана было только в Токонской Империи. С прочими государствами дворец Великого общался при помощи поверенных или консулов, которые, были, по сути своей, просто гонцами и ничего не решали на местах.

Выпили за посольство, как важный шаг укрепления клерийско-ламхитанской дружбы.

— Каково это, вообще, делать невозможное? — внезапно спросил Арван.

— Ты о чем сейчас, арх? — спросил я.

— Ну, ты же с де Гранжами добился того, что Сания отправится в Пите. Сделал невозможное, с учетом того, что натворило предыдущее ваше посольство.

— А что натворило?

— Неужели не знаешь? — удивился Арван.

Я только отрицательно покачал головой.

— Были какие-то голуби с чем-то об оскорблении, но не более. А знаешь, тут надо слушать сразу обе стороны, чтобы понять, в чем дело. Да и отплыли мы раньше, чем вернулись предыдущие послы — у них еще были поручения в Бренне и Паринии, задержались.

— О! Ну тогда слушай…

Короче, все было, как я и думал изначально: непростительно грубое поведение наших посланников, вызов на дуэль против правил, а потом, как протрезвели от вина — попытка переиграть все назад. Как итог: позор, изгнание из страны и разрыв договоренностей о браке, которые и так висели на волоске.

— Ваши люди, скажем так, показали себя не с лучшей стороны.

Я решил вступиться за герцога Вертеса и рассказал Арвану о том, как он героически отбивал с собственным отрядом один из фортов Пите во время внезапного штурма, как был верен престолу, за что и получил высший титул.

Арван немного задумался.

— Знаешь, удивительно, по твоим словам Вертес — храбрый воин и честный человек…

— Более чем, арх Арван! Более чем! И от драки он не уклонялся. Я был в том кабинете. Представь: при дворе зреет переворот, половина знати отвернулась от молодого тогда Кая Фотена, столицу штурмуют паринийцы… Тогда в кабинете короля собралось десятка два мужчин — меньше половины тех аристократов, что была тогда при дворе. Только те, кому Кай мог хоть как-то доверять. И граф Вертес — тогда еще граф — вместе с графом Нирифором, взяли своих людей! Ни одного меча не забрали у короля! И отправились отбивать форты, без которых бухта была абсолютно беззащитна. Это же как ворота города!