Иван Белов - Ненависть
Мне, оружие? — не поверил Рудольф.
Хозяин вытащил со стенда двустволку.
— Рекомендую, вертикалка турецкой фирмы «Хатсан» двенадцатого калибра, цевье из высококачественного ореха, резиновый затыльник приклада для гашения отдачи. Неплохая вещь за свои деньги. Один хозяин, состояние на твердую пятерку.
Руки сами потянулись к ружью.
— Не доверяю я туркам, — заупрямился Стрелок. — Нам что-нибудь посерьезней, на шустрого зверя идем, возможно даже будет отстреливаться. Гевер пятьдесят первый покажи.
Продавец понимающе хмыкнул и передал винтовку.
— Самозарядный карабин «Маузер Гевер 51», укороченный, охотничий вариант известного боевого оружия, — Стрелок извлек магазин, посмотрел в ствол на просвет. — Калибр 7,62 на 57, питание из отъемных магазинов на десять патронов, начальная скорость пули 740 метров в секунду, прицельная дальность четыреста метров. Приятная во всех отношениях вещь.
— Разбираетесь, — уважительно протянул хозяин.
— Была такая в коллекции, впечатления оставила положительные, — Стрелок протянул винтовку. — Держи.
Рудольф с благоговением принял оружие. В руки легла приятная тяжесть. Холодная сталь, гладкие, бархатистые, плавные изгибы деревянного ложа. Это как прикасаться к любимой. В этом мире над мужчиной имеют власть только женщины и оружие, причем оружие предпочтительней. Винтовка никогда не обманет, не уйдет к другому и будет служить тебе до конца, в богатстве и бедности, в горе и радости, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас. Эта связь пришла из тех темных веков, когда мужчины были мужчинами, и не боялись смотреть опасности прямо в лицо. Дайте мальчишке пластиковый автомат и увидите, как в его жилах закипает древняя кровь.
— Отличный выбор, — улыбнулся продавец. — Всего сто семьдесят марок, в довесок дам две упаковки патронов и запасной магазин.
— В Тагиле геверы по восемьдесят пять, — уличил Стрелок.
— Едьте в Тагил, — резонно предложил хозяин. — Знаю я тамошний ассортимент, ржавый хлам с изношенными стволами. А у меня в смазке, с хранения, послевоенного выпуска, качество соответствующее, пристреливал лично, куча на ста метрах десять сантиметров. Наварена планка для всех видов современных прицелов. Сброшу до ста пятидесяти если возьмете что-то еще.
— Годиться, — кивнул Стрелок, от чего Рудольф едва не пустился в пляс. — Нужен короткоствол.
— Осмелюсь предложить тридцать восьмой Вальтер, — продавец вытащил из под стекла, знакомый каждому, пистолет с характерным профилем. — Надежнейшая машинка. Тридцать марок, дерьмовая кобура и запасной магазин в комплекте.
Стрелок извлек магазин, отодвинул короткий затвор, заглянул внутрь, перевел предохранитель, нажал на спуск и прислушался к щелчку курка.
— Берём, подбери чехол для винтовки, к ней плюсом два запасных магазина и двести патронов. К пистолету две упаковки девятимиллимитровых.
— Сделаем, паспорт пожалуйста.
Оформление и сделка заняли десять минут. На Урале, в отличии от остальной части Рейха оружие в свободном доступе для народа. Все что душа пожелает, кроме автоматического и тяжелого вооружения. Говорят это сделано якобы для того чтобы унтерменши занимались взаимоуничтожением поголовья. Чем они успешно и занимаются. А на запреты им плевать, каждый второй щеголяет со штурмовой винтовкой. Продавец внимательно изучил свежеподделанный паспорт, занес данные в толстенную тетрадь, пересчитал наличность, и Рудольф стал счастливым обладателем целого арсенала.
Из магазина вышел совершенно другой человек. Оружие меняет людей, вселяет уверенность, делает Богом. Десять минут назад ты был жалким неудачником, а сейчас спина распрямилась, плечи расправились, голова гордо поднята, посматриваешь на остальных свысока. Жаль винтовка в чехле, а так тянет покрасоваться.
— Спасибо, сколько я должен? — спросил он, едва оружейный остался позади.
— Нисколько, считай это подарком. Тем более я взял с нашего гауптмана аванс, своих не потратил ни драного пфенинга. Стрелять хоть умеешь?
— Конечно, — Руди немного обиделся и съязвил. — Я ведь почти немец.
— Гитлерюгенд?
— Да. Значки «Отличник стрельбы», «Мастер-парашютист» за десять прыжков, кубки за легкую атлетику.
— Ты опасный человек!
— Не-то слово! — поддержал шутку Рудольф, скромно умолчав про то как в шестнадцать лет проходил подготовку по программе «Вервольф», где учат тактике диверсионных действий. Скажешь Стрелку, засмеет. Это как перед виртуозом игры на рояле с многолетним стажем, похвастаться, что научился бренькать собачий вальс.
— Теперь надо тебя приодеть. Тут рядом. — Стрелок ускорил шаг. — К обеду надо вернуться в трактир. Приедет группа, начнем планировать путешествие.
— Скоро выходим?
— Завтра на рассвете, постарайся не нажираться сегодня.
Руди почувствовал легкий, смрадный запах. Наносило тухлятинкой. Запах с каждым метром сильнее. Однажды, еще по детству, нашли в парке дохлую кошку, у нее уже шкура сползла с ребер, и в плоти копошились личинки. Воняло точно так же. Унтерменшевский ресторан прямо по курсу?
Ответ он получил очень скоро. Дома разошлись в стороны, открывая небольшую, круглую площадь. В нормальных, человеческих городах на площади фонтан или пафосный памятник, посвященный поросшим быльем происшествиям, где фоткаются молодожены, и раз в год возлагают цветы. А здесь, уютно вписываясь в архитектуру, размещалась настоящая виселица на восемь персон, сработанная надежно и на века. Занято лишь одно место, на крайней веревке покачивался труп мужчины, тронутый разложением. Вот и источник приятного аромата. Аналогия со Средними веками становилась все более очевидна.
— Неожиданно, правда? — осведомился Стрелок.
— Дикость, — ахнул Рудольф. — Какие еще есть сюрпризы: священная инквизиция, охота на ведьм, прилюдное забивание камнями?
— Издержки местной судебной системы. Тюрем в Первоуральске отродясь не было, бюджет не потянет. Мелким пакостникам порют задницу и вышвыривают из города, а за серьезные преступления сразу вздергивают. Суд и приговор за пару дней. Адвокат один на весь город, и обычно пьяный в валежник. Будь осторожен, если задумал, что криминальное.
А в этом есть некое рациональное зерноо, — подумал Рудольф. — Скотство, конечно, зато с преступностью борются радикально, никаких присяжных, залогов и многолетних тяжб.
Они остановились перед виселицей. От трупной вони заслезились глаза. Повешенный тронут разложением, кожа почернела и сморщилась, язык вывалился наружу, лицо перекошено. Странно, глаза на месте, вороны видно побрезговали, и не видно мириадов довольно жужжащих, зеленых мух. Уж для этих тварей подвяленное теплым, весенним солнышком тело, настоящий инкубатор и детский садик для новых поколений покорителей навозных куч.
