Дым на солнце - Рене Ахдие
Последние несколько ночей Хаттори Кэнсин пропадал в чайной в Ханами. По стечению обстоятельств, он ни разу не решался взять с собой сопровождение или пригласить других.
Он всегда был один.
Канако нацелилась на него несколько недель назад, пока приводила в исполнение свой план, который должен был посадить ее сына на трон. Тогда она сочла это вполне уместным: господин Кэнсин был старшим братом будущей жены Райдэна. Конечно, у него была бы причина убить нынешнего правителя. Тогда его сестра стала бы женой следующего императора. А его семья поднялась бы к самому верху.
Впоследствии для историков все обретет именно такой смысл. Дракон Кая убил Минамото Року за то, что тот мешал его сестре стать императрицей.
И она станет глупейшей императрицей. Канако фыркнула, вспоминая Хаттори Марико и ее жалкие попытки обмануть власть имущих. Канако наблюдала за ней, высматривая признаки угрозы. В тот первый день, когда она из-за угла увидела девушку с глазами лани, она не увидела ничего, кроме серьезного ребенка с отчаянным желанием: стать чем-то большим. Именно эта серьезность заставила Канако сразу отмахнуться от нее. Основное различие между Марико и ее братом-близнецом заключалось в том, что у последнего был податливый ум. У девушки же разум был накрепко заперт под ее контролем.
Бесполезный для Канако.
Несколько месяцев назад она привела свой план в действие. Она задумала убить Марико на пути в столицу на свадьбу с ее сыном. С величайшей осторожностью Канако посеяла семена этого желания в разум своего возлюбленного, императора, пока он тоже не поверил, что это лучшее, что можно сделать. Они бы сбросили вину за убийство девушки на Черный клан. Это объединило бы знать против последних ростков восстания. После смерти Марико – убийства невинной юной дочери уважаемого даймё – никто не стал бы возражать против того, чтобы послать солдат в лес и выкорчевать из него сыновей Такэды Сингэна и Асано Наганори. Дать ее сыну-воину шанс доказать, что он подходит на роль императора больше, чем его инфантильный младший брат.
Все это время Канако скрывала за этим простым планом более темный замысел. Намерение тайно обвинить в убийстве девушки императрицу и наследного принца. Раз и навсегда разорвать узы верности, связывающие ее сына и его младшего брата.
А затем Хаттори Марико выжила.
Мягко говоря, это принесло неудобства. Но Канако быстро придумала новый способ проложить Райдэну путь к императорскому трону Ва. Он был сложнее, чем использование магии для организации покушения, потому что Канако должна была скрыть все признаки того, что это она повлияла на результат.
Она всегда должна была выглядеть недосягаемой.
Когда Кэнсин, пошатываясь, появился в поле зрения – в грязной одежде, испачканной, очевидно, от падения, – Канако вышла из тени на его пути. Она повернула голову в его сторону, формируя призрачный туман вокруг себя, мерцающий лунной магией.
Кэнсин застыл как вкопанный. Отшатнулся в сторону, узнавание мелькнуло на его лице. Он тряхнул головой, словно проясняя мысли. Канако улыбнулась ему, ее черные губы изогнулись вверх, маня его ближе. Она знала, что он вспомнит в ней ту лису. Именно этого она и хотела.
Тогда, в лесу у таверны, было так легко. Проникнуть в его доверчивый разум и проверить его границы ради ее цели. Господин Кэнсин был из тех молодых людей, что проживали жизнь, не задавая вопросов. То, что он видел, было тем, во что он верил. То, что он слышал, становилось его правдой. То, что он чувствовал, было неоспоримым фактом.
Простодушный дурак.
В чем-то он напоминал покойного императора в молодости. Когда Канако и Масару впервые встретились в детстве, ее привлек в нем именно его податливый ум. Он был очарован ее магией, околдован ее красотой.
В этот миг при мысли о нем грозовые тучи затмили взгляд Канако.
Он любил ее. И она любила его, по-своему.
Но Смерть всегда забирала свое.
Теперь настало время снова использовать ее навыки убеждения. Канако умела создавать формы из пустоты, поэтому она могла воплощать результаты из идей. Она снова улыбнулась Кэнсину. Он шагнул к ней, его движения были омрачены спиртным. Размахивая длинным хвостом в воздухе, она подбежала к нему и выжидающе посмотрела вверх.
– Чего ты хочешь? – пробормотал Кэнсин, его речь звучала невнятно.
Она подмигнула ему, а затем скользнула к увитому виноградной лозой входу в зачарованный мару. Когда она подбежала ближе, растения под ее лапами принялись извиваться в ее сторону. Канако шепнула им, и они начали изменять свои цвета, мерцающий туман окутал их восковые листья.
Она оглянулась.
Хаттори Кэнсин завороженно смотрел на нее, как и император много лет назад.
Но он ей не доверял. Больше нет. Страдания укоренили в нем сомнение. Сомнение в себе. Сомнение в других. Было очевидно, что он не доверится ей, как в тот день, когда Канако впервые завладела его разумом. Когда она выкопала ярость, которую он держал взаперти, и использовала ее как растопку, чтобы служить ее замыслам. Тогда Канако было так легко проникнуть в его мысли.
В тот день он хотел убить старика на поляне за то, что тот бросил ему вызов. Он хотел перерезать глотки девочке, которая пыталась защитить своего дедушку, и мальчишке, напавшему на него в приступе ярости. Канако просто облегчила ему задачу. Она убрала препятствия, которыми он ограничивал свои желания.
То же самое она собиралась сделать и сейчас.
Она снова попыталась медленно проникнуть в его разум. Он продолжал сопротивляться ее вторжению. Канако стиснула зубы, рана на боку ярко запылала. Боль на мгновение ослепила ее, но она почувствовала, как сопротивление Хаттори Кэнсина с каждым ее усилием ослабевает.
Его лицо расслабилось. Свет в глазах померк. Он последовал за Канако мимо входа в зачарованный мару в мир, лишенный красок. Перед глазами Канако пронеслись серебристо-черные тона. На границе сада его края поблескивали, будто каждый лист был крошечным зеркалом. Будто весь мир вокруг них был создан только из зеркал.
Украдкой улыбаясь, она повела свою добычу к цветущему дубу: его массивный ствол казался необъятным, а его ветви скрипели на воображаемом ветру. Она ждала, когда его затуманенный алкоголем разум протрезвеет после первого взгляда. Подвергнет сомнению то, что видит, думая, что это обман зрения или уловка размытых чувств, которые многие не могли заметить в этом царстве магии.
Что делало их уязвимыми.
Ибо там, погребенная вертикально в стволе могучего дерева,
