Покорение Дракона - Юлия Фим
Дракон больше всего на свете желал собрать артефакты Байлун, разделиться телами с Сюанцином, а дальше случатся ужасы, которые этот мир не мог вообразить. Память Сюанцина тоже заключалась в артефактах Байлун. Узнав всю историю, прикоснувшись к каждому воспоминанию, он узнает, как ему удалось выжить и какую роль Сюаньлун в этом сыграл. Но и Дракона ему больше не обуздать. Даже если предположить, что Сюанцин при помощи собственной внутренней энергии и энергии Небесного мира сможет остановить того или задержать – это не решит основную проблему.
Убить Дракона действительно было бы простым решением, но оно ощущалось уродливо неправильным.
Сюанцин верил, что Дракон однажды спас ему жизнь, когда отец собирался его убить. В открывшихся ему воспоминаниях в Сосуде Вечного Равновесия он четко видел, как Легендарный Цзиньлун собирался лишить своего сына жизни. Однако вот он здесь – все еще жив. И Дракон, его друг детства Сюаньлун, все еще был с ним рядом. Отплатить за спасение убийством было гнусно. Все равно что отравить землю, которая кормила тебя.
И не стоило забывать, что убить Дракона – нарушение равновесия в мире, такое не проходит бесследно.
Как когда-то убийство Байлун не прошло бесследно. Просто теперь люди не помнят, чем они поплатились.
«Ты с-слабак. Я бы убил тебя и Чживэй немедленно, как только представился бы шанс», – голос Дракона прозвучал в сознании, холодный и бесстрастный, как всегда.
«Ты так много говорил о том, что убьешь ее, но теперь я чувствую твои настоящие эмоции. Ты любишь ее, скучаешь. Ты ненавидишь ее. Ты ненавидишь меня. Ты любишь меня».
«Ненавижу», – с презрением выплюнул Дракон.
«И ненавидишь», – не стал спорить Сюанцин. – «Ты хочешь убить ее, чтобы сделать мне больно».
«Верно. Ты умрешь последним. Таким же жалким, каким ты был при рождении».
«Почему ты так ненавидишь меня?»
«Коснись кожи Байлун – и узнаешь».
«Если я прикоснусь к ней, останется только один предмет, прежде чем ты вырвешься наружу», – тихо произнес он.
«Верно».
Сюанцин направил все любовь и сочувствие, что у него были, на это ощущение Дракона внутри.
«Я собираюсь помириться с тобой. Не позволить убить себя, тебя или Чживэй. Что ты скажешь на это?»
Наступила тишина.
«Ты глупец», – и голос его впервые звучал без ненависти.
Тоскливо.
Это стало для Сюанцина решающим.
Он обернулся к бессмертным, все это время стоявшим в стороне.
– Окрасьте волосы в красный, к большой удаче, – Сюанцин хотел быть уверен, что отличит свое войско от вражеского. – Готовьтесь к битве. Если их армия отправится в Поднебесную, вы выступаете немедленно.
Они молча кивнули и исчезли. Как только они растворились в воздухе, за его спиной раздался голос.
– Что задумал?
Чживэй выглянула из-за угла, напоминая солнечный луч, внезапно пробившийся сквозь плотные облака. Высокий хвост ниспадал на плечо шелковистой черной волной, тонкая прядь выбилась и мягко коснулась ее щеки. На красных губах играла лукавая улыбка, но в глазах мерцала легкая настороженность.
Это могла бы быть самая простая сцена – из тех, что легко упустить в суете повседневности, – но его сердце пустилось вскачь. Он почувствовал, как уголки его губ тронула нежная улыбка, а ноги сами собой двинулись к ней.
Она была для него бескрайним небом, светом в самых темных уголках его разума. Она была живой стихией – переменчивой, непреклонной и поразительно настоящей. Чживэй жила так, будто каждое мгновение было последним, – чувствуя остро, глубоко, отдавая себя без остатка.
Он видел и ее боль. Она не говорила о ней, не признавала ее, бежала от нее. Но это не страшно, он будет рядом столько, сколько ей понадобится. Сколько бы ей ни понадобилось времени, сколько бы боли ей ни пришлось выплеснуть в ответ на этот мир, который ранил ее.
Он защитит ее тело, душу и сердце.
И будет держать ее за руку до тех пор, пока она не будет готова двинуться дальше. И он будет самым счастливым из всех существовавших смертных и бессмертных, если она выберет его спутником для продолжения пути.
– Плетешь хитроумные интриги, бессмертный?
И вот опять его захлестнуло пронзительной нежностью, и он заговорил даже раньше, чем успел принять решение заговорить.
– Я все расскажу тебе.
– Расскажешь, не сомневайся, – фыркнула она, постучав по рукояти меча Байлун на поясе, будто была необходимость угрожать Сюанцину. – Я хочу вина. Раздобудь.
Они устроились в уютном дворе Дворца Созданного Счастья под волшебным грушевым деревом, ветви которого раскинули густую тень. Сюанцин расставлял на каменном столе украденные с кухни вино и закуски.
– Как Мэйцзюнь? – Сюанцин не сомневался, что Чживэй уже навестила сестру.
– Я восстановила ее силы, но она все еще не очнулась. – Чживэй пожала плечами. Могло показаться, что она равнодушна, если пропустить мелкие детали: едва заметную складку между бровями и потемневший взгляд.
– Возможно, Ифэй права, – произнес Сюанцин, потянувшись к закуске из бамбука. – Иногда только близкие и любимые способны удержать нас в этом мире.
Чживэй невесело посмотрела на него, словно он предложил ей перецеловать весь Запретный город. Уязвимость и искренние чувства всегда давались ей тяжело. Ее сердце ранили столько раз, что даже сама мысль о том, чтобы впустить в душу еще одного человека, была сродни прыжку с высоты в пустоту. Она, конечно, знала, чем это могло обернуться: болью.
Сюанцин отложил палочки. Нерешительно он протянул руку, собираясь коснуться ее ладони.
Но Чживэй, заметив это намерение, едва заметно сжала пальцы на краю своей чашки и сменила тему.
– Ты, как всегда, изобретателен в своих выводах. Ну а теперь рассказывай: чем ты занимался до моего прихода?
Атмосфера смягчилась, но в глубине ее глаз осталась затравленная тревога, словно она только что увидела тень прошлого, которая пока не собиралась отпускать.
– Послушай-ка, Бессмертный.
– Сюанцин, – мягко поправил он, бесстыдно любуясь Чживэй.
Дело было не только в ее внешности, а в том, как она улыбалась, как злилась, – какой она была.
Ничуть не изменилась.
– Бессмертный. А ведь мы могли бы править Небесами! Свергнуть Владыку небес, а затем добраться и до самого Нефритового императора. Что такое Поднебесная по сравнению с такой властью?
Ее взгляд загорелся. Конечно, ей понравилась эта мысль. Ей нравились вызовы и сила.
– Могли бы, – улыбнулся он. – Ушли бы прямо сейчас, посвятили бы годы становлению тебя бессмертной, после чего Небесный мир не устоял бы перед нами. Мы бы изменили мир.
Тон Сюанцина был полушутлив. Он знал, что и Чживэй не всерьез. Всего лишь разговор «а что если».
– И кто тебя научил так гладко говорить? – она усмехнулась и отпила вина.
– Хотел бы сказать – ты, но раньше я был очень красноречив. Люди любили меня слушать.
В ее взгляде в очередной раз с их встречи промелькнуло недоверие. Она оглядела его, словно видела впервые.
– И многим девушкам ты обещал властвовать вместе?
– Одной.
– Ей нравилось?
– Она была в восторге.
– И что она думает об этом теперь?
– Думаю, злится.
Чживэй раздраженно фыркнула.
– Ты готов отдать мне Небо, сделать своей Владычицей?
– Моей? – уголки его губ невольно изогнулись в довольной улыбке. Она стремительно подняла на него взгляд, но он продолжил: – Ты будешь единовластной Владычицей, а я буду твоим Владыкой.
Чживэй приподняла бровь, изящно, но с явной иронией.
– Мне не нужен Владыка.
– Тогда твоим другом, любовником?
Чживэй, казалось, удивилась, но в ее глазах промелькнуло веселье. Игра ей явно нравилась. Она протянула руку, едва коснувшись его ладони. Сюанцин вздрогнул от знакомого ощущения ледяного пламени, идущего изнутри.
– Как же ты будешь любовником, – протянула она, глядя на него с лукавым прищуром, – если ты едва можешь выдержать одно мое прикосновение?
И вновь тысячи игл вонзились в кожу, мышцы натянулись до боли, а острые вспышки пробежались вдоль позвоночника.
Сюанцин прикрыл глаза, устремляясь к своему внутреннему «я»: юноше, сидящему в темноте, прижав
