Время клятвы - Сергей Борисов
Полоний улыбнулся. Как легко и свободно стало на душе теперь, когда ему не приходится притворяться перед этим кретином бароном, чертовкой-ведьмой Люморой и несмешным шутом Ирвином. Только тролль всегда был прямолинеен и честен, но и его сгубила излишняя сентиментальность, почерпнутая у глупых людей.
«Неужели девчонка и впрямь могла влюбиться в это отвратительное чудовище? — усмехнулся про себя жрец. — У неё явно не было вкуса! Таких гнилых, тупых, упрямых солдафонов надо… — Он сжал кулак и ударил по камню. — Вот так с ними надо!»
Из памяти Полония услужливо выплыл грустный, растерянный Рокуэлл, жалобно смотрящий ему в глаза.
«Ну и чего ты вылупился, жирный урод? — мысленно спросил жрец. — Думаешь, я буду просить у тебя прощения? Ты получил ровно то, что заслуживал!»
Барон тяжело вздохнул, опустив глаза. Август пожевал губами.
«Да-да, — не очень уверенно продолжил он. — Ты… ты получил то, что… заслуживал».
Последнее несказанное слово внезапно встало костью в горле.
Полоний скривил лицо и прокашлялся.
«Что такое? — подумал он в недоумении. — Я что, начинаю сомневаться в собственных словах? Эй, барон! Слышишь меня? Ты никогда…
Он не закончил мысль. Радость от одержанной победы куда-то стремительно улетучивалась, а её место постепенно занимало странное, давно забытое чувство из далёкого прошлого.
«Барон! — Жрец ударил себя по лицу, пытаясь прийти в норму. — Ты… Ты что делаешь со мной? Ты…»
Полоний почувствовал, как его голова начала наливаться свинцом. Не из-за разливающейся магии, а из-за приливающей крови.
«Б… Барон. — Август почувствовал, как на его единственный зрячий глаз наворачиваются слёзы, а на язык просятся жалкие слова. — Я… Понимаешь, я… должен был сделать это, иначе… Иначе Сфера Хаоса никогда бы…
Жрец громко кашлянул, пытаясь сделать вид, что с ним ничего не происходит. Однако в глазу защипало так, что он крепко зажмурился, замотал головой и вдруг судорожно всхлипнул.
«Ты… ты знаешь, а ведь… ведь ты не был таким уж… плохим человеком, барон! — признавался сам себе Август, содрогаясь от нахлынувших чувств. — Ты… и вправду любил эту … девчонку! Очень странно, не… нелепо… грубо, но… всё-таки любил! Так же, как и я когда-то любил… любил… свою…»
Полоний закрыл лицо руками и разрыдался, вспоминая какую-то женщину из давнего прошлого. Из той лёгкой и безоблачной жизни, вернуть которую было уже невозможно.
«Что происходит? — в отчаянии повторял жрец раз за разом, размазывая предательские слёзы по щекам. — Почему это творится со мной? Реф, ответь мне! Что мне делать? Реф!»
Старушка Реф сочувственно смотрела на Полония и ласково гладила его по голове мягкими серебристыми лучами, стараясь успокоить. Но плачущего полуслепого жреца душили воспоминания. Они обвивали его шею, хватали за плечи и не давали подняться. Жрец захлёбывался видениями прошлого, тонул в собственном разуме, где на него с укором смотрели лица тех, кого он обманывал и кому причинял страшную боль.
— Прочь! — закричал жрец сквозь слёзы всем беснующимся фантомам. — Я не дамся вам, демоны! Вы меня не заставите!
Август сунул ладонь за пазуху и вытащил пузырёк с какой-то жидкостью, а затем быстрым, волевым усилием откупорил его и пригубил.
Кроткая Реф на небосводе горько вздохнула и тихонько скрылась за облаками.
Из глубин пещеры, окружённая светом факела, выступила плачущая Люмора. Вытирая слёзы разодранными при падении руками, она подошла к ожидающему смерти жрецу и сняла цепочку с его шеи.
Через несколько мгновений обмякшее тело Августа Полония рухнуло в воду. Плещущийся ручей подхватил его, и заснувший вечным сном одноглазый жрец безучастно покатился по порогам и валунам далеко вниз.
Прямо в тартарары.
Девушка открыла табакерку, заглянула внутрь. Захлопнула. Постояла немного на берегу, безотрадно глядя на непрекращающийся бег ручья, а затем распахнула фиолетовый плащ, в глубине которого мелькнула светящаяся статуэтка, спрятала во внутренний карман драгоценную коробочку и быстрым шагом направилась в горы, освещая путь факелом.
Когда всё кончилось, заплаканная старушка Реф снова показалась из-за облаков.
За свою нелегкую, скорбную жизнь Она так и не смогла до конца свыкнуться с мыслью, что её любимые внуки, ведущие с Ней долгую беседу по ночам, рано или поздно навсегда прерывают свой чувственный, проникновенный монолог.
Добрейшая Реф не сдерживала слёз. Но при этом никогда не впадала в уныние.
Она знала, что на Фавме в темноте бродит ещё много страждущих, чьим одиноким душам не хватает Её умиротворяющего света и сердечного тепла.
