Ученье — свет, а неученье — тьма - Павел Вяч
В итоге, когда Свелин уложил на стол следующего воина, мне достаточно было плеснуть энергии в конструкт, удостовериться, что все прошло без отклонений и сказать:
— Следующий!
Уж не знаю, как дела шли у ребят на правом фланге, но благодаря конструктам я умудрялся тянуть бесконечный поток раненых в одиночку.
Мы трижды переезжали, то бишь, откатывались назад, и дважды отбивались от пробившихся сквозь заслон легионеров.
Мне, к слову, брать в руки оружие не пришлось ни разу.
Во-первых, отряды песьеголовых были незначительные — легионеров двадцать-тридцать. Во-вторых, мои пациенты разрывали их в клочья.
Ещё бы! Аура Света и Ужас кинокефалов не оставляли псам ни единого шанса.
А вот то, что легионеры целеустремленно шли к лазарету, говорило только об одном — они знали, куда и зачем идут.
И совершенно неважно, каким образом они находили путь — специальный артефакт, помощь шаманов или подсказки немёртвых разведчиков.
Но сам факт того, что псы целенаправленно идут вырезать раненых, красноречиво говорило об их моральных качествах.
И если раньше у меня нет-нет, да и проскальзывала мысль о гуманизме, то сейчас я окончательно выбросил эту ересь из головы.
А ещё в такие моменты хотелось схватить свой новый посох, который принес Герман, и ринуться в гущу битвы! Но я раз за разом сдерживал себя и просто делал свою работу.
Более того, некоторые воины попадали ко мне на операционный стол во второй, третий и даже в пятый раз!
По уму им бы отлежаться хотя бы пару часов — именно столько необходимо для полного цикла исцеления — но парни рвались в бой.
Приходилось выкручивать регенерацию по максимуму и залезать в долги к организму — за этот день многие защитники Лютиков заплатят годами своей жизни.
И если с врачебной точки зрения это было неэтично, что ли? То с точки зрения воина, я просто давал парням лишний шанс пережить этот чертов день.
Ведь какая разница, останется ресурс в сорок или сорок пять лет, если сегодня он может умереть?
В общем, я действовал как робот, чья цель не восстановить здоровье человека, но поставить его в строй.
И за все время, проведённое в операционной, я лишь трижды выпал из этого, можно сказать, медитативного состояния.
Первый раз у меня дрогнула рука, когда на столе оказалась девушка.
Она не стонала, не кричала, лишь молча прижимала к груди отрубленную по локоть левую руку, а по её щекам текли крупные слёзы.
Судя по перчатке для стрельбы, девушка была лучницей, а обрывки её одежды подсказывали, что она местная, наверняка дочь охотника или что-то в этом роде.
Её принесли вместе с пятью истекающими кровью воинами, и по тому, как на меня смотрели мужики, становилось понятно — не получится отложить её в сторону и заняться копейщиком, которому пробили живот.
Пришлось кинуть на новоприбывших плетение Массовой регенерации и склониться над первой дамой, оказавшейся на моем столе.
— Её крюком из окна вытянули, — мрачно пояснил бородатый мужик, который и принес лучницу на руках. — Прямо у меня на глазах.
— Рука случайно под ятаган попала, — подхватил воин со смятым шлемом, из-под которого сочилась кровь.
— Они Ядвигу чуть на куски не порвали, — глухо продолжил третий, чья рука безвольно висела на перевязи. — Прям там над ней надругаться хотели…
— Как вижу, отбили девчонку, — пробормотал я, формируя сложное плетение седьмого круга «Нексус».
По сути, самое сложное было забрать у неё руку — лучница ни в какую не желала её отпускать — и почистить от грязи.
А дальнейшее было делом техники — соединить, стянуть сухожилия и нервы, наложить вокруг кости свой фирменный энергогипс и разогнать энергопотоки, усиливая регенерацию.
Ну и по телу прошелся — все тело девушки представляло из себя огромный синяк. Складывалось впечатление, будто псы действительно хотели разорвать её на куски.
Особенно долго пришлось провозиться с левой грудью — какая-то сволочь чуть было её не оторвала, и у Ядвиги образовалось очень нехорошее внутреннее кровотечение.
Единственное, что я забыл — это купировать боль, поэтому в течение всей операции Ядвига хрипела от боли.
Удивительная девушка. Я бы на ее месте орал бы как резаный, она же только стиснула зубы и терпела, как могла.
— Ты только док поаккуратней с ней, — проворчал бородатый, — мы если без нее вернемся, парни не поймут.
— Во-первых, она вернется раньше вас, — поправил я бородатого, — а во-вторых, — я посмотрел на девушку, — долго ты ещё стол занимать собираешься?
Ядвига непонимающе посмотрела на меня, и я, вздохнув, протянул ей бутылек.
— На, зелье Кошачьей грации. Чтобы от крюков уворачивалась.
Девушка машинально взяла зелье исцеленной рукой, выпила его и только потом до нее дошло, что случилось.
— Я её чувствую! — удивленно прошептала Ядвига, со всех сторон рассматривая свою руку. — Каждый палец!
— Вот и молодец, — кивнул я. — А теперь брысь со стола. Иди в арсенал, подбери там себе одежду и лук, — я указал на аккуратно сложенное около выхода оружие и доспехи. — Свелин! Давай того, который со вмятыми шлемом!
Я уже не видел, как Ядвига, сообразив, что находится среди мужиков практически голая — обрывки одежды в расчет не берем — тут же метнулась к доспехам.
— Спасибо, док, — бородатый прижал руку к сердцу, — век тебя помнить будем!
Я же в ответ лишь махнул рукой — спрашивать, скольких человек потерял бородатый и его отряд, отбивая Ядвигу у песьеголовых, я не стал.
С остальными, несмотря на серьезные раны, дело пошло быстрее, и вскоре весь отряд был на ногах. Вытащить удалось даже воина со вмятым шлемом, хотя он был реально плох.
— Спасибо! — красная от смущения Ядвига клюнула меня в щеку и побежала на выход, где уже толпились её однополчане и защитники.
И уже с улицы донесся её пронзительный голос.
— Вперед, братья! Вломим этим шавкам по самое не хочу!
Уж не знаю, как сложится дальнейшая судьба отряда бородатого, но одно точно: сегодня в Лютиках родилась местная Жанна Д’Арк.
И дело было даже не в появившейся у Ядвиги ауре, а в моральном настрое воинов.
В лазарет они прибыли подавленные, с едва теплящейся надеждой, а уходили полные воодушевления.
Второй раз я выпал из целительского потока, когда Свелин
