Сигизмунд: Вечный крестоносец - Джон Френч
Примархи спустились с балкона. Некоторые — поодиночке, некоторые, — о чём-то беседуя, группами. Он видел, как улыбался Сангвиний, а Хан заливался смехом вместе с Магнусом. Последними шли Рогал Дорн и Гор, теперь держащий в руке булаву Воителя. Но с ними шёл кто-то ещё. Полубоги склонили головы поближе друг к другу во время разговора. Сигизмунд двинулся навстречу Дорну — и мгновение спустя понял, кто же третий.
Он Его не увидел. Как он мог Его не заметить? Его присутствие и голос наполнили мир и привели в восторг бесчисленные армии солдат, но почему-то Сигизмунд не видел и не осознавал, что Император идёт с Гором и Дорном. Раньше Его присутствие сверкало, теперь же воспринималось как шёпот, раскатываясь подобно шуму приходящего с закатом ветра. В глазах Сигизмунда Он был одного роста с примархами, но вместе с тем казался намного более значительным и благородным — обычный воин среди воинов, в чёрном доспехе, с золотыми символами орла и молнии на наплечнике, лавровым венцом из зелёных листьев и мечом у пояса.
Три богоподобных существа уже приблизились на расстояние вытянутой руки, и Сигизмунд опустился на колени, заметив, что Архам и хускарлы делают то же самое. Морниваль и юстаэринцы также преклонили колени.
— Встаньте, — произнёс голос, не принадлежащий ни Дорну, ни новоиспечённому Воителю.
Сигизмунд встал.
Император смотрел на него тёмными глазами; его лицо вобрало в себя черты Рогала Дорна, Гора и всех остальных Его сыновей, но полностью не походило ни на одного из них. Это было лицо человека.
Император перевёл взгляд на группу воинов.
— Передо мной — лучшие из наших воинов и чемпионов, — произнёс Он и улыбнулся. Выражение Его лица заставило изогнуться и губы Сигизмунда. — Вы прекрасно служите мне и своим отцам. Я благодарю вас от имени человечества и его будущего — благодарю за всё, что вы сделали, и за всё, что сделаете.
Император шёл между воинами, пожимая руки. Он обменялся словом с каждым, с кем-то даже посмеялся. Император казался не хозяином судьбы человечества или отцом примархов, а воином среди других, Ему подобных.
Наконец настал черёд Сигизмунда. Он пожал протянутую руку, как если бы она была поднесена Ранном, Кхарном или Сеяном. Ему следовало бы склонить голову. Он должен был сказать: «Сир». Нужно было бы так поступить, но он чувствовал, что сейчас в этом нет необходимости. Всё, что он должен был сделать — лишь посмотреть Ему в глаза.
Сигизмунд ощутил, как прошлое ускользает от настоящего, ощутил потребность, неодолимую потребность иметь цель, иметь причину сделать следующий вдох, — и все исчезает… Вспышка молнии, дыхание прежней бури; железо касается его лба.
Позже, когда небо над местом триумфа заполнила ночь, командиры Имперских Кулаков отправились на встречу со своим лордом отцом. Собрание проходило в одном из залов Императорского Помоста со сводом, украшенным позолоченными и посеребрёнными орлами и геральдическими зверями, которые вставали на дыбы и рычали; под ними в свете парящих люменов легионеры встали в свободный круг.
Вдали от чужих глаз и ушей Рогал Дорн поведал, что Имперские Кулаки не последуют за новым Воителем, который встанет у штурвала Похода. Основная часть VII легиона, его примарх, командиры, флот и прочее имущество легиона вернутся в Солнечную систему. Как Гор стал Воителем, так и Дорну будет дарован титул Преторианца Терры, а Седьмой легион станет стражем на её стенах. Император оставлял прочие легионы закончить Великий крестовый поход без Него, Имперские же Кулаки шли за Ним как хранители и защитники сердца Империума. Все это произойдёт не в одночасье: постепенно Седьмой легион будет всё меньше сражаться на передовой и участвовать в покорении космоса.
Молчание — такой была первая реакция командиров Седьмого; лица у них словно обратились в камень, который столь многие за пределами легиона считали истинной природой Имперских Кулаков. Кто-то кивнул, когда Дорн попросил высказать своё мнение. Кто-то начал задавать вопросы по логистике и практической стратегии, уточняли подробности, важные для немедленных действий. Таков был извечный путь Кулаков: у Седьмого всегда были свои приказы и свой собственный долг; всё, что сейчас имело значение, — это информация, необходимая для достижения новой цели. Остальное же не играло никакой роли.
Дорн отпустил всех, но Сигизмунд вдруг понял, что ему не хочется спускаться к своим лейтенантам и остальным командирам. На мраморные залы и поверхность под ними опустилась тишина, будто время выдохнуло после минутной задержки дыхания. Он шёл в одиночестве, слушая звук собственных шагов по камню. В голове у него вертелись разные мысли, не давая ни на чём сконцентрироваться.
Приветствуемый дуновением ветра, он вышел на балкон, — тот самый, где днём стоял Император со Своими сыновьями. Знамёна уже убрали; тросы и задвижки гремели о пустые столбы. По плато и ночному небу двигались огни: армии, маршировавшие по аллее, разбили лагеря и уже готовились к ожидающим их новым войнам. В шести километрах от них по погрузочным рампам десантных кораблей с отвесными боками поднимались титаны. Чуть ближе к Помосту шесть боевых кораблей поднялись в воздух, словно венец из похищенных звёзд, возвращающихся на небо. Прохладный бриз пахнул прометием и пылью. Опёршись руками о мраморную балюстраду, Сигизмунд ещё долго наблюдал, как движутся и поднимаются огоньки.
Позади донёсся звук шагов — он оглянулся.
— Похоже, не только мне пришло в голову побыть здесь наедине со своими мыслями, — вместо приветствия сказал Рогал Дорн. Сигизмунд выпрямился, и примарх поднял руку. — Сын мой, прошу прощения, что нарушил твой покой. Могу я присоединиться?
Сигизмунд кивнул.
Дорн подошел и встал рядом, положив на мрамор руки, облачённые в золото. В его зрачках блеснули огни поднимающихся транспортов.
— Итак, «спешной поступью мы переходим от ушедшего момента к моменту грядущему», — после долгого молчания процитировал Дорн.
— Соломон Фосс, — произнёс Сигизмунд, — «Герои мирных времён».
— Точно, — сказал Дорн с короткой
