Леонард Карпентер - Конан и осквернители праха
Конан шепотом выругался, потом сказал:
– Пусть замышляют против нас что угодно, – лично я пропадать за здорово живешь не намерен! Мою жизнь они так легко не получат!
Ответа не последовало. У Эсфахана явно не было больше охоты с ним разговаривать. Пожилой шемит повернулся к варвару спиной и больше не двигался. Спустя некоторое время Конан тоже забылся беспокойным сном...
Глава одиннадцатая
Глубже могил
Подземное «утро» ознаменовалось сменой стражи. Проглотив порцию холодной каши с козьим молоком и инжиром, команда вновь взялась за работу под придирчивым наблюдением Мардака.
На сей раз он не гнал их в лихорадочной спешке, как накануне, и работа шла лучше. Спустя несколько часов последний камень был водружен на место, а затем установлена сама дверь. Механизм снабдили устройством отсчета времени – песочными часами, которые будут запущены после закрывания двери. Их поставили в особую нишу, после чего Мардак отправился доложить об успешном окончании работ, а остальные под началом Эсфахана стали вынимать не нужные более деревянные крепи.
Когда все было убрано, вход в Царский Чертог превратился в самый незамысловатый коридор обманчиво обыкновенного вида. Команда занялась уборкой прихожей, в которой валялись доски и разный мусор.
Конан поневоле обратил внимание на перемены у выхода. Они в самом деле могли насторожить хоть кого. В начале Главного Коридора с некоторых пор маячили шестеро хорошо вооруженных кладбищенских стражников, – по одному на каждого работягу. А за ними в сумраке угадывалась еще одна жутковато-знакомая фигура, – Хораспесов подручный, Нефрен. Он посматривал на рабочих, о чем-то разговаривая с капитаном стражи.
Конан подобрался вплотную к Эсфахану и негромко пробормотал, многозначительно стрельнув взглядом в сторону стражи:
– По-моему, дядюшка, близок час... Стража собирается! Уж не по нашу ли душу? Не пора нам что-то предпринимать?
Пожилой шемит и смотреть не стал в ту сторону, куда указывал Конан.
– А что ты предлагаешь, северянин?
Киммериец подавил раздражение и ответил так же тихо, чтобы никто не подслушал:
– Драться, конечно! Не удерем, так хоть погибнем как подобает мужчинам! Вот смотри: у меня есть кинжал...
Он вытащил маленький сверток из складок набедренной повязки и размотал шелковый зеленый клочок, заслонив его телом от постороннего взгляда.
– А ты своим шемитам скажи, чтобы запаслись хоть дубинками!
Но Эсфахан лишь отрицательно мотнул головой. Он избегал встречаться с Конаном глазами.
– Бегство невозможно, чужеземец, – сказал он. – Ты только оттянешь смерть, вот и все... если, конечно, ты не подсадной соглядатай! Так что лучше прибереги-ка свой ножик для себя самого...
Конан фыркнул с величайшим отвращением и повернулся к Эсфахану спиной. И направился к выходу в коридор, минуя занятых работой шемитов. При этом он держал свой кинжальчик у бедра и поворачивал блестящее лезвие туда-сюда, намеренно привлекая внимание работяг. Он очень надеялся, что никто не поднимет крика при виде оружия. Сам он присматривался к лицам, ища себе спутников. Двое ребят помоложе в самом деле двинулись следом за ним. Но особой решимости от них ждать не приходилось.
Стражники по-прежнему стояли со скучающим видом: пускай, мол, смертники еще поработают, спешить им все равно некуда. Рассыпавшись по прихожей, они гуляли по двое либо подпирали стену. Конан шел прямо на них, пряча нож за спиной. Кто-то из стражников раздраженно вскинул голову при его приближении. Но мягкий шаг киммерийца настолько плавно перешел в бег, что они попросту не успели отреагировать. Он миновал их прежде, чем они поняли, что происходит.
Он мчался вдоль боковой стороны коридора, прямо на Нефрена, благо двое стражников, с которыми тот разговаривал, стояли к нему спиной. Один из них, капитан, первым услышал его приближение и обернулся, пытаясь выхватить меч. Тем самым он оказался между Конаном и его главной целью – и получил удар кинжала, предназначавшийся тощему телохранителю. Удар пришелся вскользь и не причинил особенных повреждений – ну там, хрустнула пара ребер, всего и делов. Капитан тем не менее завалился как раз на Нефрена и притиснул его к стене.
Прорвавшись таким образом мимо стражи, Конан во весь дух помчался по коридору, озаренному настенными лампами. За его спиной послышались крики и топот: это стража сцепилась с рабочими. Конан оглянулся на бегу и с огорчением убедился, что, кроме него, вырваться не удалось никому. Шемиты сумели только слегка задержать стражу, которая лишь теперь устремилась в погоню за беглецом. Он еще поддал скорости. Эхо шагов гудело в каменном тоннеле.
Конан знал, что чем ближе к поверхности, тем больше народу станет попадаться ему на пути. И он решил свернуть в один из узких боковых проходов, чтобы вынудить преследователей бежать за ним гуськом. Завидев впереди перекресток, Конан напряг зрение, пытаясь сообразить, куда сворачивать... потом ему показалось, что в потемках впереди произошло какое-то движение. Еще немного... и он увидел нечто такое, отчего его бег сам собой перешел в шаг. А потом Конан и вовсе остановился.
Это был его молодой начальник, Мардак. Но, Кром, в каком виде!.. Глаза чертежника остекленели, лицо покрывала смертельная бледность, лишь на подбородке и шее запеклась густая кровь, вытекшая изо рта. Руки вместо кистей кончались комками окровавленных повязок. Тем не менее он был еще жив. Он с трудом переставлял ноги, явно не соображая, что происходит. Его вели двое жрецов, один из которых нес небольшой сундучок.
Конану не понадобилось заглядывать в позолоченную коробку: он и так знал, что там находилось. Язык и руки Мардака. Похоже, Хораспес держал свое слово и вправду намеревался оставить мастеру жизнь...
Заметив размахивавшего кинжалом северянина, жрецы перетрусили и вместе со своей жертвой шарахнулись обратно в тоннель. Конан же обернулся и увидел, что промедление грозило бедой. Стражники готовы были настигнуть его, и первым мчался Нефрен. Длинные, казалось бы негнущиеся ноги несли его вперед на удивление быстро. Конан живо юркнул в узкий коридор, ответвлявшийся от основного тоннеля.
Это оказался тот самый коридор, по которому несчастный Мардак вел его накануне. Где-то впереди трещал и плевался светильник, подвешенный на крепях, удерживавших потолок от обвала. Конан бросился вперед, проклиная про себя и свет, и преграду. То и другое могло стоить ему жизни. Почти не замедлив скорости, он протиснулся в щель и увидел, что Нефрен следовал за ним по пятам. Худая фигура стигийца была как будто самой природой предназначена для высоких, узких коридоров. И он уже заносил меч для удара.
