Сердце ледяного мира - Яна Шепот

ногами. Да, я, возможно, перегнул палку, но, — Оратор мысленно чертыхнулся. Не нужно было признавать свою вину. Даже на самую малость. Но что сделано, то сделано. Оратор поднял палец. — В моих мыслях не было никакого злого умысла. Я хотел помочь людям и, благодаря моим действиям и решениям, жители Лаерда из напуганных пташек превратились в волков, которые хотят очистить землю от магической скверны! Раз уж Совет недоволен моими действиями, то давайте тогда сейчас решать, как же следовало бы поступить в данной ситуации. Вместо того, что тратить время на выяснения «собирался ли я отбирать власть у вас или не собирался». Не собирался! — Оратор поднялся, распрямился и ударил себя раскрытой ладонью в грудь. — Я божий человек. Я проводник божественного взгляда. Мне чужда потребность во власти! Всё, чего я желаю, это и дальше служить людям и Всевидящему. Большего мне и не нужно!

Оратор выкрикнул последнюю фразу и упал на стул, будто в этой речи израсходовал всю свою жизненную силу. Старейшины переглянулись. Они явно были под впечатлением от его речи, кроме кучерявобородого: он смотрел с подозрительным прищуром.

— Так Вы признаёте, что, как Вы выразились, «перегнули палку», — язвительно произнёс он.

Оратор поджал губы. Так и знал, что старик уцепится за эту фразу, чтобы принизить его и показать, кто здесь власть. Старейшина продолжал, явно наслаждаясь выигрышным положением:

— Подтверждаете ли, что в следующий раз Вы обратитесь в Совет, а не станете принимать самостоятельных решений?

Хотя Оратору и не нравилось, но он сам дал вожжи в руки старика, поэтому нужно было следовать правилам, и он кивнул. Кучерявобородого это явно порадовало: он словно засветился, а в его облике появилось больше гордости — плечи распрямились, нос задрался, а глаза сузились.

— Уважаемые старейшины, прошу зафиксировать то, что наш обвиняемый признал вину и раскаялся.

«Не каялся я. Не нужно врать!» — мысленно поспорил Оратор.

— Ввиду этого, предлагаю вынести ему предупреждение о недопустимости подобного поведения, — продолжил кучерявобородый. — При повторном нарушении на Совете будет поднят вопрос о замене Оратора! Все согласны со мной?

«Не вам решать, оставаться мне в деревне или нет, — усмехнулся про себя Оратор. — Меня назначает Яснослышащий и только он будет определять, оставлять меня на службе здесь или перевести. Если будет самодеятельность со стороны этого старейшины, то я напишу в Великий Дом, пускай там разбираются!»

— Эрл? ЭРЛ?! Разбудите его кто-нибудь.

Старик с пышными усами похлопал по плечу спящего соседа. Тот встрепенулся и непонимающим взглядом обвел присутствующих.

— А что? Где я?

— Вы на Совете, Эрл. Решаем вопрос с Оратором.

— А что с ним не так?

Кучерявобородый тяжело вздохнул.

— Мы обсуждали то, что Оратор взял на себя полномочия, которыми может распоряжаться войт и старейшины. Мы выразили своё недовольство и решили, что если он в следующий раз так поступит, то будем ставить вопрос о его переводе в другую деревню. Вы согласны с данным решением или нет?

— Решением? Что?

Старик махнул рукой.

— Четыре «за» — и этого достаточно. Но попрошу вас не расходиться, — быстро произнёс он, когда другие участники Совета зашевелились и стали подниматься. — На повестке дня у нас стоит ещё один вопрос: какие действия предпринимать в связи с утренними событиями. Я напомню, — старик обвёл всех взглядом и поднял указательный палец.

Оратор вздохнул и откинулся на спинку стула. Сейчас нужно проявить терпение и смирение, чтобы досидеть до конца собрания. Где же взять столько сил? Оратор зашептал молитву, изредка прислушиваясь к тому, что говорили старейшины. А они, по его мнению, переливали воду из пустого в порожнее: пересказывали то, что произошло на холмах. Охали. Ахали. Затем начались обсуждения. Кто-то поддержал действия Оратора, на удивление это был не только «пышноусый», но и лысый старик, и даже кучерявобородый. Против высказался «лихорадочный». Он предлагал не будить лихо и побыстрее забыть ситуацию. Потом голосовали: старейшины достали из карманов мешочки с камнями, и каждый положил перед собой камешек определенного цвета. Три белых, один чёрный.

— Кто-нибудь, проголосуйте за Эрла, — попросил кучерявобородый.

— Но мы не… не знаем… как…он…, — начал было «курага»,

— Просто положите перед ним серый камень. Нужно соблюсти формальность, — перебил старик.

«Курага» полез в карман Эрла, достал мешочек, высыпал камни на стол, отобрал чёрный с белым и положил обратно в мешочек, а серый пододвинул поближе к «спящему».

— Отлично! — воскликнул кучерявобородый. — Решение принято! Мы соберём людей, чтобы прочесать ближайшие леса и проверить, остались ли следы после колдунов. Собрание объявляется закрытым!

«Зачем был нужен этот цирк? — думал Оратор, поднимаясь со стула. — И так люди уже настроились на поиск. Возможно, они уже стоят на холмах и ждут меня. Какая бессмысленная потеря времени!»

Глава 18: Ивор

Карета въехала на подвесной мост, который соединял два скальных выступа: Верхний город и гостиный двор. Ивор выглянул в окошко и увидел отвесную скалу. Деревья на её уступах выросли маленькими и хилыми. Корни торчали из серого камня. В другом окне синело небо, но далеко на горизонте клубились чёрные облака, напоминая разъярённую орду. Внизу расстилалась лощина: камни на жёлтой траве напоминали комья грязи. Пятно снега на склоне блестело в лучах гаснущего Сангара. От высоты у Ивора перехватило дыхание, а сердце тревожно сжалось. Он завесил окошко шторкой и закрыл глаза.

Карета дёрнулась, когда съехала с брусчатки, и покатилась ровнее по гладкой земляной дороге. Сделав полукруг, лошади остановились. Лакей открыл двери. Ивор вылез. Тело затекло от долгого сидения. Хотелось размяться, но он сдержался. Это будет выглядеть по-крестьянски.

Перед ним возвышался гостиный дом. Длинная лестница вела к распахнутым дверям, через которые проходили люди. Одни дамы, держа кавалеров под локоть, собирались, видимо, на прогулку. Другие же возвращались с рынка. За ними, словно птенцы за мамой уткой, шла прислуга, неся корзины с покупками.

Комната, которую снял Ивор, напоминала его опочивальню: кровать с балдахином, стул, обитый мягкой тканью, и широкий стол, на котором стояли кувшин и таз для умывания. По углам разместились круглые железные жаровни на кручёных резных ножках. Стену украшал гобелен: прекрасная нагая нимфа, укутанная лишь своими длинными волосами, играла на лире. Ивор залюбовался вышивкой. Какая тонкая работа! Мастер сумел изобразить и изящные пальцы, которыми девушка перебирала струны, и голубые глаза из-под длинных чёрных ресниц. Наверное, он потратил не один год, чтобы соткать такую красоту.

Из окна виднелся парк. Говорят, раньше здесь высаживали розовые кусты, но после прихода зимы их выкорчевали. Вместо них в самом центе поставили гигантское изваяние каменной розы в честь былой красоты. Вокруг неё тянулась тропинка для прогулок, лавочки