Букелларий (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич
Поскольку до захода солнца оставалось пара часов, я в сопровождении десяти подчиненных отправился выполнять секретную миссию своего сеньора. Я рассказал Карлу Мартеллу о случайной встрече с булгарами и некоторых особенностях их менталитета, после чего предложил интересную идею. Для ее реализации надо было переговорить с кочевниками без свидетелей. Я был уверен, что лагерь их находится в стороне от баварско-алеменского. Возле реки их точно не будет, значит, надо искать западнее. Ехали не скрываясь. Даже если нарвемся на вражеский патруль, выдадим себя за лангобардов на службе у Гримоальда Второго или Лантфрида. Наемников с Аппенинского полуострова хватает в любой европейской армии.
Наткнулись мы на отряд булгар, который, как догадываюсь, решил поискать что-нибудь на ужин. Поскольку мы вели себя спокойно, нас приняли за своих.
— Где мне найти Котрага? — спросил я на древнеславянском языке всадника, скакавшего впереди отряда, как догадываюсь, командира.
— А зачем он тебе? — задал он встречный вопрос.
— Дело есть, — ответил я. — Оно и тебя касается, так что разворачивайся, проводи меня к нему.
— Ты не тот гот, что служил под его началом во время осады сарацинами Константинополя? — поинтересовался кочевник.
— Он самый, — подтвердил я и соврал на удачу: — И тебя, вроде бы, видел там.
— Было дело! — улыбнувшись самодовольно, точно я похвалил за ратный подвиг, произнес он, после чего скомандовал: — Возвращаемся в стойбище!
Шатер у булгар был один и небольшой, зато из красной кожи, причем дорогой, а не подделкой франкских умельцев. Пол был выстелен толстым войлоком, а под стенкой валялись кожаные подушки, набитые овечьей шерстью. В этом шатре и собрались восемь человек — командиры отрядов. Все были равны, но в центре сидел Котраг. Мне, как почетному гостю, предоставили место справа от него. Мы выпили, сперва обмакнув пальцы в деревянные чаши с вином и стряхнув капли на войлок. Соблюдение этого языческого обычая выглядело забавно, потому что у шестерых из присутствовавших на шее висел крестик. Закусили горячей вареной говядиной. После чего начали разговоры разговаривать.
Кочевников интересовал Карл Мартелл. Не потому, что собирались поступить к нему на службу. Скорее, наоборот, как потенциальный противник. Если где-то появляется правитель, который побеждает намного чаще, чем проигрывает, надо ждать, что припрется и к тебе в гости. Я им рассказал, что понял о мажордоме сам: умен, смел, дальновиден, хорошо разбирается в людях, любит деньги, но не скупердяй, щедро одаривает воинов…
— Зачем вам погибать за Гримоальда, который не держит обещание, не платит?! — продолжил я. — Сражение он не выиграет, так что те из вас, кто уцелеет, вернутся домой ни с чем. А Мартелл готов дать каждому командиру по десять золотых монет, а простому воину по три только за то, что вы не будете ввязываться в бой.
— Он хочет, чтобы мы уехали до начала сражение? — задал уточняющий вопрос Котраг.
— Можете уехать до него, но я бы посоветовал подождать, когда начнется, и напасть на лагерь германцев, чтобы вернуться домой с богатой добычей. Уверен, что там в шатрах лежит много золотых предметов, которые ждут вас! — продолжил я прельщать. — Мертвым герцогам они все равно будут не нужны.
— Тогда больше никто из здешних правителей не наймет нас, — высказал свое мнение командир, сидевший третьим слева от Котрага.
— А тут, кроме Мартелла, больше некому нанимать. Только он платит золотом, а все остальные — обещаниями, — проинформировал я. — К нему и найметесь в следующий раз. Он весной собирается в поход на саксов.
Булгарские командиры молча переглянулись. Как догадываюсь, от Гримоальда Второго они уже ничего не ждали, надеялись на военную добычу, которая будет в случае победы. Только вот, увидев, какова армия франков, в победу верили лишь отъявленные оптимисты, к каковым кочевники явно не относились.
— Могу выйти, подождать, пока вы посовещаетесь, — предложил я.
— Не надо выходить, — произнес Котраг, после чего спросил: — Когда нам заплатят?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Выделите надежных людей, и прямо сейчас поедем к лагерю франков за деньгами, — предложил я.
Булгары опять переглянулись, и Котраг объявил:
— Я сам поеду с тобой.
Считать он не умел, поэтому открыл каждый полученный мешочек, убедился, что в внутри именно золотые триенсы, недавно отчеканенные, еще не потускневшие, после чего заверил меня:
— В сражении мы участвовать не будем.
— В германском лагере не задерживайтесь надолго, а то наши воины про договоренность не знают, нападут, — предупредил я.
— Это понятно, — произнес булгарин, после чего попрощался со мной и быстро поскакал в сопровождении своего отряда к стойбищу, точно боялся, что я передумаю и отберу монеты.
45
Война — путь обмана. Великий полководец — великий обманщик. Что не мешает прославлять победителей. Делают так, наверное, потому, что люди хотят быть обманутыми, особенно женщины.
Догадывались об этом Гримоальд Второй и Лантфрид или нет, не ведаю, но оба узнали на собственной шкуре, что такое быть обманутыми. Они предполагали сразиться с Карлом Мартеллом в честном бою, для чего рано утром построились в северном конце долины. Левый их фланг упирался в высокий берег Дуная. Там и в центре стояла пехота, на правом фланге — конные лучники-булгары, а в резерве, напротив центра — тяжелая конницы, сводный отряд букеллариев обоих герцогов с ними во главе. Наша пехота построилась так же, от реки и до нашего правого фланга, где была сосредоточена вся конница под предводительством самого мажордома всех франков. Резерв нам был ни к чему.
Моему отряду досталось место на самом краю правого фланга, под склоном длинного холма, поросшего деревьями и густыми кустами. Наверное, мы должны были исправить мою ошибку, если она вдруг случится — напасть на булгар в случае отказа кочевников покинуть поле боя. Не скажу, чтобы я ни капельки не сомневался в их верности договору, потому как будут предками болгар, которые в двадцатом и двадцать первом веках (в предыдущие возможностей проявить себя у них не было) умудрялись дважды переобуться в одном прыжке, но предполагал, что опаскудятся окончательно через несколько веков, под турками.
Когда трубы проревели атаку, я толкнул коня шпорами в бока. Этот Буцефал разгонялся медленно, а потом так же медленно останавливался. Зато рысью и галопом несся довольно резво, обгоняя других лошадей. Вот и сейчас мой отряд, следовавший строго за мной, не обгоняя, сперва отстал от основной массы кавалеристов, но вскоре вырвался вперед.
К тому времени на правом фланге вражеской армии была широченная брешь. Булгары, которые должны были, как положено конным лучникам, выехать навстречу нам и засыпать стрелами, развернулись дружно и поскакали к баваро-алеманнскому лагерю, причем не по прямой, а отклонившись вправо, и обстреляв резервный отряд. Результат обстрела я не видел, но уверен, что сильно проредили букеллариев, кого убив, кого спешив. Не знаю, зачем они это сделали. Может быть, обезопасили себя от тех, кто может помешать грабить шатры, может быть, отомстили за задержки оплаты и еды, может быть, все это вместе и еще что-нибудь. Нам было не до этого. Предупрежденные перед самым боем, что помех нам не будет и что каждый обязан четко выполнить приказ, тяжелые кавалеристы франкской армии обогнули оголенный фланг вражеской, зашли ей в тыл и ударили с разгона.
Я влетел в плотные ряды пехотинцев, многие из которых даже не успели развернуться ко мне лицом, не говоря уже о том, чтобы оказывать активное сопротивление, и принялся колоть пикой всех, до кого смог дотянуться. По большей части это были крестьяне, взятые от сохи на время, плохо обученные ратному делу и бездоспешные. Таких убивать даже скучновато. Хороши они были только в одном — умении убегать быстро. Буквально минут через десять от плотных шеренг вражеской армии не осталось ничего. Такое впечатление, что их корова слизала языком, большим, влажным и шершавым. Вражеские пехотинцы разбегались поодиночке или малыми группками, а всадники-франки догоняли и кололи копьями или рубили спатами и топорами-францисками. Следом за ними бежала франкская пехота, спешившая не столько для того, чтобы поучаствовать в избиении, а для того, чтобы поживиться, шмоная трупы.