Александр Прозоров - Храм океанов
— О, мой бог… — Самого крупного, обогнувшего сородичей, он встретил в длинном выпаде, взяв копье у самого основания и с силой толкнув вперед. Матово поблескивающий наконечник на удивление легко вошел зверю чуть ниже шеи. Сахун тут же отдернул оружие назад, перехватывая его посередине, с размаху опустил тупой конец на оскалившуюся морду забегающей слева волчицы, дернул в обратную сторону, загоняя камень меж ребер хищнику справа, отдернул, перевернул — и край тщательно обколотого наконечника легко рассек шкуру на шее зазевавшейся после ощутимого удара волчицы. Двое уцелевших зверей остановились, предупреждающе зарычав, — и Сахун поторопился вогнать свое оружие в загривок вожака, завалившегося на бок, но еще живого и пытающегося встать.
Волки поняли намек правильно, попятились, не переставая злобно скалиться.
Охотник выдернул копье и сделал шаг вперед. Серая парочка отскочила, развернулась и, часто оглядываясь, потрусила прочь. Свои шкуры они ценили явно больше парной лосятины.
— Боги любят нас, — уже в четвертый раз за утро признал Сахун, обозревая место короткой кровавой схватки. — Сколько шкур и мяса сразу!
— Нам столько не съесть… — Волерика, похоже, не успела даже испугаться.
— Зима, моя хорошая, зима, родная! — Не в силах сдержать радости, юноша рванул ее к себе, обнял и несколько раз поцеловал: — Зима! Мороз! Ничего не испортится! Мы можем хранить это мясо хоть до самой весны!
Он расплылся в широкой довольной улыбке и закончил:
— Таскать нам — не перетаскать!
Работа действительно заняла весь оставшийся день. Волчьи туши Сахун забрал целиком, чтобы освежевать и разделать ночью в тепле, лося покромсал на крупные куски — только чтобы с места можно было сдвинуть, — и сложил в верхней части расселины, закрыв от птиц лапником и завалив снегом. Не поленился забрать и рога — хотя они одни весили примерно столько же, сколько Волерика. Но зато при взгляде на них юношу распирала гордость — а с этим чувством расстаться труднее, чем с теплым местом у очага.
Разумеется, проверять после этого оставшиеся ловушки он уже не смог. Не успел. И даже второй день был полностью посвящен обработке шкур — их следовало хорошенько вычистить и подсушить. И, хочешь не хочешь — требовалось принести дров.
Только на третье утро бывший кормитель нашел время, чтобы снова отправиться в обход своих ловушек. К первой он даже не повернул — ее он больше не настораживал. Вторая оказалась сорванной. То ли зверь не захлестнулся, то ли застывшая на холоде веревка соскочила с зацепов — но петля бесполезно повисла в густых ветвях соседней ели. Оставалась последняя: изготовить больше Сахун еще не успел.
Теперь, набравшись опыта, охотник смотрел в основном вперед, а не себе под ноги, и потому издалека понял, что капкан сработал. Наверху, под кроной сосны, через нижний сук которой была переброшена веревка, медленно покачивался человек. Не просто смертный: хорошо сшитая куртка и штаны, широкий ремень, крепкое телосложение, бритая голова и деревянный меч безошибочно выдавали в нем нуара. Стража богов!
Поначалу замерев, Сахун медленно сдвинулся за дерево, а потом осторожно, стараясь не производить никакого шума, поспешил в сторону реки.
Встречаться с полубогами, слугами повелителей, ему не хотелось ни с живыми, ни с мертвыми. Он отлично знал, что нуары умеют не только объяснять, что и как требуется исполнить — но и приказывать. Приказывать так, что перечить его воле невозможно. Захочет — собственными руками голову себе отрежешь, в костер прыгнешь или в пасть ящеру заберешься. И потому держаться от этих порождений Древа следовало как можно дальше. Так, чтобы не докричался.
— Вот это да… — Он рискнул перевести дух, только выйдя на лед протоки, зачерпнул снега, отер лицо. — Однако, что же это он тут делал, на звериной тропе между излучин? Вроде, зима… Никаких работ вдалеке от гнездовья быть не должно… Да тут и летом никому из слуг Растущего делать нечего! Откуда он мог взяться?!
Сахун перебросил копье из руки в руку. Рисковать понапрасну ему не хотелось — но оставаться в неизвестности было еще опаснее, нежели случайно попасться на глаза кому-нибудь из слуг богов. Сейчас он хотя бы настороже. А если нуары нагрянут внезапно…
Решившись, охотник вернулся в лес и пошел вверх по реке. Но не по удобной звериной тропе, которую выбрал для силков именно по этой причине, а за кустарником вдоль русла. Долго, трудно, неудобно — но зато никаких следов на виду не останется.
Обогнув почти всю излучину, он наконец-то заметил на льду изрытый снег. Наследить здесь было уже не страшно, Сахун вышел на открытое место, пытаясь понять, что же тут происходило?
Следы на льду, следы по берегам, следы на всех отходящих в чащу заметных звериных тропах, следы между излучинами. Было похоже, что смертные обшаривали лес вдоль реки. Что-то или кого-то искали. Командовал, разумеется, нуар. То ли рабы позвали его, когда нашли капкан, то ли он сам первым сунулся на короткую тропу между изгибами русла — но чем это для него кончилось, было уже ясно. Без стража богов смертные, конечно, повернули назад. Он ведь в лесу был для них и защитой, и кормильцем, и вожаком. Куда им в зимней чаще с голыми руками оставаться?
Странным было только то, что они нуара оставили, не сняли. Стражи ведь живучие, как болотная тина. Очнулся бы нуар после петли, ничего бы не случилось. Может, просто побоялись приближаться? Он-то сам ведь тоже полубога стороной обойти предпочел. Может, злым тот был, гневливым? Вот и решили разозлившегося так оставить, не трогать. Чтобы не узнать, какие кары он на рабов способен обрушить. Нуары — они ведь разные. Бывают и злобные.
— Значит, ищут они тут чего-то, — повторил свой вывод вслух Сахун. — Интересно, что?
Ответ был очевиден. Единственной ценностью для богов, ради которой повелители могли затеять прочесывание окрестных лесов, была женщина. Красивая до безумия, очень молодая — и провалившая самое важное испытание в своей жизни.
— Вот это да… — Сахун вдруг вспомнил недавний ночной разговор с Волерикой и ошалело зачесал голову. — Говоришь, боги хотят нас видеть? Говоришь, боги послали своих нуаров? Вот это да! Выходит, повелители ошиблись и в ней? Она действительно способна знать будущее!
Но тут же его мысли перескочили на куда более важный вопрос. Он поднялся на берег, прежним путем вернулся к обжитой скале, по пути срубив несколько упругих ивовых прутьев и березовых веток, на подходе к дому старательно разрыхлил старые следы и замел за собой свежие. Под скалой, набрав снега, старательно забил им щели между камнями стены, а потом поднакидал еще и сверху, изо всех сил стараясь придать кладке вид естественной осыпи. Крыша дома и без того была засыпана нетронутым снегом и выглядела как земляной скос от макушки утеса.
