Фейрум - Дарья Райнер
Она это исправит.
Там, где не существует времени, – никогда не поздно.
Игошка все понял и толкнул боковую дверь. Они миновали очередной зал и шагнули в коридор, за которым ждала Глотай-комната. Он показался Липе бесконечным. Извилистый, с узкими окнами под потолком, сквозь которые проникал свет. В нишах хранились странные экспонаты: гипсовые слепки лиц, подушечки с ржавыми булавками, клубки шерсти, больше напоминавшие змей, сухие цветы, тронутые тленом, пучки трав и извилистые корни. Запах влажной земли забивал ноздри.
Полусгнившие половицы скрипели от каждого шага. Красно-бурые, покрытые чешуйками краски, они вздувались ступенями, через которые Игошка успешно перепрыгивал. У Липы так не получалось. Пол шел под уклон, и ей казалось, что она вот-вот споткнется.
Липа невольно потянулась к стене в поисках опоры, но через миг отдернула руку. Обои были покрыты жуками и мокрицами. Из-под ближайшей рамы выползла сколопендра.
Всего картин на левой стене было четыре. И столько же – на правой. Они словно отзеркаливали друг друга, менялись лишь оттенки: от холодной бирюзы до огненного янтаря. Липа подалась вперед и, преодолев отвращение, коснулась пальцами холста. Липкая краска была свежей, как если бы художник-сюрреалист только что покинул коридор. Как если бы он знал ее маму. Видел «Сезоны жизни» – разглядывал человеческие воплощения времен года, чтобы потом извратить идею в своих работах. Не было больше юной весны и осени с рыжей копной листьев-волос, не было лета с мягкой улыбкой и задумчивого старца-зимы. В силуэтах с трудом угадывалось нечто человеческое. Они были сплетены из узлов и корней, болезненно скрюченные, вывернутые наизнанку. Алые плоды напоминали сердца, древесный сок – сочащуюся кровь, а дупло – утробу, в которой зарождалась новая, заведомо обреченная жизнь.
Липа отступила, вытирая руку о джинсы. Если смотреть на картины не прямо, а сбоку, чуть под углом, они казались объемными, трехмерными, будто выступали за рамки и отрицали всяческие границы. Стремились стать реальностью. Из всех чудес Дома это по праву могло считаться самым гадким.
Вздрогнув, Липа повела лопатками и бросилась догонять Игошку. Тот ждал ее у двери: ладонь опущена на костяную ручку в виде оскаленной морды какого-то мифического зверя.
– Лучше зажмурься.
Так Липа и поступила, достав из кармана нужную карту. Ее мягко толкнули в спину, и она полетела вперед – в мягкий влажный зев, представляя смешинки в уголках светлых глаз и сильные руки, что обнимали ее у водопада Хавасу.
Бубновый валет в руке превратился в пыль.
…Полет был долгим. Внутренности скрутило узлом, и Липа обрадовалась, что давно ничего не ела. Ни во время Баб-Улиного чаепития, ни в ресторане «Terminus Nord», где не успела прикоснуться к вафлям. По всему выходило, что синтетический «кисель» Лагарда был ее последней пищей.
О том, как отразятся на ней частые прыжки между мирами, не хотелось думать. Она не проклята, в отличие от Джека, и не бессмертна, как Игнас. Все, что подарил Липе фейрит, – это лингвистические способности, которые предстояло использовать с умом.
Ноги бесшумно коснулись ковра. В комнате царила аристократическая роскошь: алый бархат, золотые рамы и множество витых свечей в канделябрах. Где бы она ни оказалась, это место напоминало дворец и явно принадлежало богатым людям. Вот только насладиться интерьером не вышло. Раздался щелчок. Липа обернулась.
Серо-зеленые глаза Джека стали вторым, что она увидела.
Первым – дуло револьвера, направленное ей в лоб.
Эпизод X
Гордость и похищение
♬ L’Orchestra Cinématique – Once Upon a December
Джек выглядел чужим.
Он был одет в черный бархатный фрак и узкие брюки. Алый жилет с золотыми пуговицами и белые перчатки дополняли непривычный облик джентльмена. Русые волосы зачесаны набок – не так небрежно, как в их первую встречу: ни одной упавшей на лоб пряди, ничего лишнего. Щегольские усы довершали образ. В колючем взгляде читалось недоверие.
– Говорите, миледи. – Он качнул револьвером. – Кто вы и как оказались за закрытой дверью. Свойство перемещения?
– Джек… – начала она негромко, – это же я, Липа. Филиппина. Опусти пушку. Не знаю, что происходит, но мы все решим. Где мы? В каком времени?
Он дернул уголком губ в раздражении. Взгляд метнулся – от Липы к двери и обратно, – словно Джек просчитывал возможности.
– Решать некогда. Вы, дамочка, не вовремя. И, судя по этому… – Он обвел широким жестом ее джинсы и толстовку. – Из будущего. Транзитница? Через Дом сюда прыгнули? Не ведаю, как обо мне узнали, но если от старины Хиггинса что-то нужно, вы не по адресу.
Он продолжал держать ее на мушке, но уже не глядя в лицо, словно потерял всякий интерес. Вместо этого рыскал в ящике стола свободной рукой. Искал что-то поспешно, почти с остервенением.
Внутри оборвалась пружина. Повисла, закачавшись… Липа ошиблась. Она нашла не своего Джека, а старого, из прошлого, который ее не знал, и теперь не имела ни малейшего представления, как поступить. Уйти без него она не могла.
Пальцы сжались в кулаки. Разница в отношении – даже во взгляде – кольнула иголкой. Превращаться из Деревца в «дамочку» она не желала.
– По адресу, – произнесла Липа тверже. Расправила плечи и подняла подбородок. – Я не просто из будущего. Я из твоего будущего, Джексон. И ты не станешь от меня отмахиваться.
Он обернулся. Подозрительный прищур, взмах револьвером. Больше картинный, нежели с угрозой. Липа не сомневалась в умении Джека обращаться с оружием, но пускать его в ход он пока не собирался.
– Я должен поверить на слово? У меня тут дело, если ты не заметила.
– Какое? Ты же говорил, что не опускался до краж. Все, что получал, выигрывал по-честному.
– Ну, прямо рыцарь в сияющих доспехах! – хмыкнул Джек. – Обычно я говорю другое, чтобы впечатлить барышень. Но речь идет не о цацках и не о фунтах стерлингов. Это личное.
«Значит, все-таки Англия, – заключила она про себя, – и что-то важное привело его сюда».
– Так что давай ближе к делу, Липа-Филиппина. Без лирических отступлений и попыток воззвать к морали. Это лишнее.
«Все в твоих руках, Липа-Филиппина».
Вот почему он назвал ее двойным именем в Париже! Он помнил. Сколько бы времени ни прошло для него.
Это светлое воспоминание почти затмило сиюминутную грубость.
Почти, но не совсем.
– Хочешь доказательств? – Она не заметила, как повысила голос. Больше всего на свете хотелось встряхнуть наглеца, чтобы тот уступил место привычному, родному Джеку. – Хочешь, чтобы я рассказала тебе о Ричмонде? О цирковом силаче и согнутом в кольцо талисмане? О небе, которое висело так низко? О тропе шауни? О бубновом валете?
Жесткая ладонь зажала ей рот. Джек почти налетел на нее, и они покачнулись оба, едва устояв на ногах.
– Замолчи, – горячий шепот в ухо.
За дверью раздались приглушенные шаги. Ближе, еще ближе… Джек затаил дыхание.
Липа невольно почувствовала себя соучастницей преступления, о сути которого даже не подозревала. Чей
