Боги, пиво и дурак. Том 5 - Юлия Николаевна Горина
Короче, утро выдалось яркое, вырвиглазное — ослепительное солнце сверкало на крупных кристалликах свежего снега, в золоченое небо невозможно было взглянуть, не прослезившись. Оторвав от своего плеча Флору, я вежливо с ней раскланялся и вышел на обледеневшие ступени крыльца.
Довольный, как последний придурок.
Еще бы — ведь я предвкушал момент славы! Безродный чужак, обрезок — и вдруг такая честь.
Судья, сухонький мужичок в годах, рядом со своей молодой, добротной и высокой супругой выглядел довольно комично. Мысленно улыбнувшись, я с серьезным лицом выслушал его приветственную речь и потянулся за грамотой, которая окончательно и бесповоротно утверждала мою невиновность перед законом.
Тут одна моя нога каким-то мудреным образом зацепилась за другую. Я неловко покачнулся, проскользнул вниз — и рефлекторно ухватился за первый попавшийся под руку объект, чтобы не упасть самым позорным образом.
Объект оказался упругим и приятным на ощупь.
Я, как самый последний анимашный неудачник, держался за левую грудь судейской жены!
Та выдержала натиск, даже не покачнувшись — еще бы, такая женщина и танк своей грудью удержать сможет! Только раскраснелась мгновенно, как девчонка, которую приглянувшийся парень в первый раз на ощупь попробовал.
Елейные речи судьи умолкли. Глаза у него округлились, морщинистое лицо возмущенно побелело.
— Простите бога ради, нечаянно вышло, — пробормотал я, в ужасе отпрянув и виновато пряча руку за спину.
— Да что вы… Что вы себе позволяете! — выдохнул оскорбленный мужик.
— Извините еще раз, — проговорил я, стараясь не смотреть судье в лицо. — Виноват, я не хотел…
И тут какой-то нищий, занявший выгодный наблюдательный пост слева от входа в храм, громко и со смехом воскликнул:
— А че извиняешся-то? Вон, бабенке-то понравилось! Поди, молодая рука на сиське лучше старого хрена в…
— Оскорбление должностного лица!!! — взревел судья, прерывая присказку нищего. — Стража, схватить этого оборвыша! Пусть заплатит за проступок, как положено!
Причем выкрикнул он такой яростью, что я сразу понял — адресовано это даже не столько языкатому бедолаге, сколько мне. Вот только рявкнуть подобное в лицо, которому покровительствует сам наследник престола, у него кишка была тонка. А вот сорваться на нищего судье ничего не мешало.
Пара воинов бросились к полубезумному бродяге, который продолжал блаженно зубоскалить, не обращая внимания на изменившихся в лице и притихших горожан вокруг себя и явно не вполне осознавая происходящее.
Потому что за «оскорбление должностного лица» полагалось пятьдесят ударов кнутом или штраф в пятьдесят золотых. А у нищего явно не было ни денег, ни бычьего здоровья, чтобы вынесли такое наказание и остаться в живых.
— Прошу, пощадите дурака, — негромко вступился я за юродивого пред судьей. — Он же не в себе. И явно не выдержит порки.
— Позвольте-ка я еще раз взгляну в бумагу, — злобно сверкнув глазами сказал тот. И демонстративно пробежавшись взглядом по строчкам, громогласно заявил: — Что-то я не вижу нигде здесь приписки, чтобы обладатель сей грамоты наделялся правами судейского чина! Так что извольте забрать свой документ и идите отсюда восвояси!
— Я внесу за него штраф, — поспешно добавил я.
Жена судьи, наклонившись к нему, что-то прошептала ему на ухо, и тот как-то сразу подобрел и растекся.
— Ну, так и быть, — проговорил он. — Я позволяю Даниилу из «Парящего грифа» оплатить штраф вместо этого висельника!
Так ничего и не догнавшего нищего отпустили под одобрительный гул толпы.
Ну вот, Даня снова герой!
Лучше запомниться добрым делом, чем мужиком, который облапал чужую жену, а засекли до смерти за это другого.
И чтобы как-то закончить безобразную сцену, я поспешил забрать у него из руки свой оправдательный лист, и в этот момент зеленовато-белая клякса плюхнулась аккурат на мою протянутую руку.
Стоявшие вблизи горожане весело захохотали над незадачливым чуваком, которого обделала пролетавшая мимо галка.
Я кашлянул.
И, улыбнувшись как можно очаровательней, заявил во всеуслышанье:
— На моей родине говорят, что говно с неба — это к деньгам, так что завидуйте!..
Тут что-то влажное и холодное брызнуло мне на лоб.
Хохот толпы стал еще громче.
— Эк тебе богатства-то привалило — не унести! — крикнула мне полная немолодая женщина, вытирая варежкой выступившие от смеха слезы.
Да уж, везло мне сегодня не по-детски!
Я вынул из кармана перчатку, поскольку платка при себе не имелось, и вытер метку Горбачева со лба. И, поскольку злиться в такой момент или психовать было бы глупо, со смехом ответил:
— Ну, к счастью, коровы пока еще не летают, так что по крайней мере захлебнуться не должен!
Мое высказывание вызвало новую волну веселья.
— Молодец, парень! — выкрикнул нищий, скалясь во все лицо. И теперь почему-то это лицо мне показалось отдаленно знакомым.
Неужели Гермес в новой ипостаси?
Но разбираться в этом прямо здесь и сейчас мне не хотелось. Лучше поскорее выскользнуть из-под пристального внимания десятков глаз и, наконец, расслабиться. Потому что я уже начал догадываться, в чем причина такого специфического стечения обстоятельств. И, кажется, мне очень повезет, если я смогу добраться до «Жареного лося» без приключений.
И я направился к своим друзьям.
Почетный караул рассыпался в стороны, горожане, шумно обсуждая произошедшее, зашевелились и тоже принялись разбредаться по своим делам.
А Стеф, надменно вскинув свою красивую голову, решительно двинулась прямиком ко мне.
Я сбавил шаг.
— Не могу определиться, смеяться мне или плакать из-за того, что подобный тебе персонаж живет в городе, где я несу службу, — заявила Стеф, приблизившись.
Я пожал плечами.
— Боюсь, я ничем не смогу тебе помочь, — ответил я, щурясь на солнце.
Стефания придвинулась еще ближе ко мне.
— Кто ты такой, Даниил из «Парящего грифа»?.. С виду — обычный неудачник, мимо которого даже ворона не может пролететь, не обгадив. И при этом у тебя есть покровители среди высшей аристократии и среди богов! Признайся, ты бастард короля или Зевса?..
Я улыбнулся.
— Не то и не другое, к счастью. Просто наглый обрезок без роду и племени, которому иногда благоволит Фортуна. А иногда… — посмотрел я на перепачканную перчатку в своей руке. — не благоволит.
Стеф сделала еще один шаг. Теперь ее грудь почти касалась меня.
— Зайди сегодня вечером ко мне,
