Полумесяц и крест - Руслан Ряфатевич Агишев
Ваха, так звали парнишку, рисовал, сколько себя помнил. Говорит, тянет с дикой силой. Рисует везде, где только может. За это, собственно, его и с занятия выгнали.
— Ладно. Сиди здесь и жди меня. Рисовать обязательно будешь. Это я, имама Шамиль, тебе обещаю, — у пацана при этом имени глаза от удивления расширились. — Я же пока пойду посмотрю, чему у вас здесь учат…
Он подошел к незакрытой двери сакли и осторожно заглянул туда. Его взгляду предстала довольно большая комната, где на полу, близко друг к другу, сидело десятка полтора мальчишек. Словно близнецы похожие друг на друга, они слушали бормочущего что-то муллу.
-…Вы, похожие на ишаков прыщи, внимайте мне, как своему родителю. Я для вас источник великой мудрости Всевышнего. Вы же, ишаки, недостойны даже находится здесь, — в голосе прохаживавшегося от стенки к стенке муллы звучали визгливые неприятные обертоны. — Как я уже говорил, есть угодные Аллаху растения, а есть неугодные. Угодные растения Всевышний послал нам для нашей пользы. Это пшеница, гречка, лук и чеснок. Они растут и славят тем самым милость и могущество Аллаха. Запоминайте, тупейшие из тупейших, мои слова. И не дай Всевышний меня не слушать! Буду сечь.
Ринат, как и детки, слушал его очень внимательно. Несколько раз он дико хотел ворваться внутрь, повалить муллу на землю и всыпать ему самому десятка два плетей для вразумления. Лишь с большим трудом ему удавалось сдерживаться. Тот рассказывал детям такого, что уши нейтральнейшим образом вяли. Перлы про угодные и неугодные Всевышнему растения оказались самыми слабыми из произнесенного им. Что за знания получали дети на этих занятиях, спрашивал сам себя Ринат. Правда, позже он немного успокоился. Ведь ничему другому мулла и не мог научить детей, так как он и сам был продуктом своего времени.
— Хорошо, старик. Учи, учи, как можешь. Главное, чтобы они писать и читать умели… А вот за будущего художника тебе всыпать надо бы. Вдруг он нового да Винчи с урока выгнал? — бурчал себе под нос Ринат, ожидая окончания занятия.
Наконец, урок закончился. Детишки прочитали молитву и гурьбой вырвались наружу, едва не снеся со своего пути Рината. Следом вышел мулла. Лицо его тут же вытянулось сначала от удивления, а потом и от испуга. Видимо, Ринат выглядел слишком недовольным.
— Я тебе, старый пенек, за что плачу деньги⁈ Заметь, огромные деньги. Первое — учить детишек грамотности, — недовольно загибал пальцы Ринат перед лицом присмиревшего муллы. — Второе — искать таланты! Помнишь это⁈ Любые таланты! Ты местный, всех знаешь, все видишь! Должен, как пес, вынюхивать, кто и чем живет! — все сильнее и сильнее горячился он. — Кто хорошо считает, у кого память отличная, у кого зрение супер, кто плавает, как рыба. Понимаешь меня? Все должен подмечать и записывать! А ты⁈ Пацана выгнал, отругал его при всех. Дал бы тебе… — Ринат замахнулся было, но вовремя остановился.
Злость его более чем объяснима. Мысль отбирать со всего Кавказа уникумов и ставить себе на службу их таланты была его идеей фикс. Подбирая лучших можно было сформировать очень сильную команду, у которой просматривалось очень большое будущее.
— Значит, так. Этого мальчишку учить дальше, как и всех. За рисунки не ругать. Пусть рисует, как хочет и что хочет. Ясно? — мулла закивал, как китайский болванчик. — Записывай все. Вот плата за усердие, — Ринат вложил в руку мулле небольшой мешочек с десятком монеток. — Бди. Я буду следить за тобой.
Самого Ваху он похвалил особо. Не поленился сходить к его родителям, высокому горцу с окладистой бородой и хмурым взглядом и высокой горянке со строгим лицом. Похвали за сына, чем их сильно удивил. Видимо, мальчишка был еще тем непоседой. Сказал, что таким талантом Всевышний наделяет не всех и его надо беречь. Оставил отцу два рубля с наказом покупать для мальчишки бумагу для рисования и чернила. Оставалось надеяться, что тот сделает именно так, а не купить на них что-нибудь более полезное с его точки зрения.
Этот аул был последней точкой в его этом путешествии, так как находился ближе всего к русским крепостям. Если воспользоваться тайными тропами, то отсюда можно было за пару суток добраться до ближайшего селения с солдатами. Именно отсюда должно было начаться его новое путешествие, которое скорее всего было самым опасным из прошлых. Даже поездка к хану Джаваду сейчас казалась легкой прогулкой. Однако, другого выхода Ринат не видел, так как все сделанное им до этого самого момента давало лишь временную передышку. Стратегически они ничего не меняли. Убирались лишь некоторые незначительные штрихи, на старое будущее оставалось неизменным.
— Придется, б…ь, все равно придется ехать. Если я смогу убедить его, то все пойдет по другому пути, — Ринат специально ехал в стороне от остального отряда, чтобы своими бормотаниями не сболтнуть лишнего. — Удастся ли? Александр — это одно, а его отец совсем другое. Говорят, Николай крут…
Принять приглашение цесаревича встретиться и поговорить он решил сразу же. Беспокоили его лишь детали, которые сейчас выросли до неимоверных размеров. Как инкогнито добраться до места встречи? О чем говорить с царственными особами? Как, в конце концов, уйти от своих так, чтобы в его отсутствие ничего не рухнуло? К счастью, с последним все было более или менее ясно. Ринат придумал, как обставить свой уход и объяснить свое отсутствие. На идею его натолкнули его же смешные истории, которые он рассказывал своим мюридам по вечерам возле костра. Одна из таких историй, почерпнутых из книги сказок «Тысяча и одна ночь», рассказывала о султане Рашин ибн-Гаруде, который любил, переодевшись в простую одежду, бродить по своей стране и наблюдать за подданными. Именно этим он и хотел объяснить свое отсутствие.
-…Не отговаривай меня, Амирхан. Я вижу, что ты беспокоишься за меня и хочешь последовать за мной. Всевышний благословил тебя большим и храбрым сердцем, в котором умещается очень и очень многое: и вера во всемогущество Аллаха, и любовь к своим братьям, и бесстрашие волка, — убеждал он своего секретаря. — Однако, ты должен следовать своим путем, а я своим. Имам должен знать, чем живут его братья. Ему надлежит быть среди них, утешая и вразумляя каждого, даже самого последнего из мюридов, — молодой горец хотел его прервать, но был остановлен движение руки. — Не забывай про волю Всевышнего. Он хранит каждого из нас и каждому из нас дает по вере его. Неужели ты сомневаешься в моей вере? — тот тут же отчаянно затряс головой. — Слушай меня и не перебивай. Сегодня я скину свою белую чалму и мои приметные одежды. Взамен одену черкеску простого горца и продолжу свое путешествие по нашей земле один, чтобы не быть кем-то узнанным. Месяц или два я буду бродить по Дагестану и Чечне, разговаривать с простыми людьми. Пусть каждый горец знает, что я, имама Шамиль, могу в любой момент оказаться рядом с ним — на старой дороге или горной тропе, в лодке паромщика или караване купца, в старом плаще или потрепанной черкеске. Всевышний даст мне силы пройти весь этот путь…
Конечно, он не мог сказать ему об истинной цели своего путешествия. Об этом никто не должен был знать. Для всего Кавказа имам Шамиль никуда не исчезал. Переодевшись в обычные одежды, он бродил от селения к селению.
Придумывая свой план, Ринат и подумать не мог, к чему приведет этот красивый обман. Казалось, что в нем было такого особенного? Однако, для простых горцев это известие стало настоящим потрясением. Сам имам Шамиль, отказавшись от богатства и спокойствия, пошел к простым людям, чтобы нести слово Божие. Его авторитет, и раньше бывший на высоте, теперь вообще, вознесся на недосягаемую вершину. Его имя в саклях горцев стали поминать едва ли не чаще имени пророка Мухаммада. Рядовых мюридов с еще большей силой захлестнула волна почитания и преклонения перед ним.
Дагестан и Чечню захлестнула волна самых фантастических слухов, связанных с имамом. Рассказывали, что его видели одновременно в десятках мест. Описывали,