Александр Золотько - Молчание бога
Люди замолчали.
Мы здесь, сказал Ловчий, и мы найдем эту тварь.
И слово свое сдержал. Хотя получилось все не так, как думалось.
Судьба, удача, предначертание – как угодно назовите это. Дочь смотрителя зверинца. Маленькая девочка восьми лет. Она пришла к отцу и сказала, что умирает волк. Волчику плохо.
Отец подошел к клетке, потом бросился в замок. Потом все пришли в зверинец. С топорами, факелами, ножами и дубинами. Посмотреть.
Волк лежал, левый бок тяжело вздымался. Из-под тела продолжала течь кровь. Морду пересекала свежая рана.
– Оборотень, – пробормотал кто-то, Левша не рассмотрел кто именно, – оборотень.
Волк попытался встать. Упал. Снова попытался. А потом стал превращаться в человека. Перетекать в человека, словно расплавленный воск в новую невидимую форму.
Человек схватился руками за прутья клетки, встал на ноги.
Всем вначале показалось, что он по-звериному скалит зубы. Потом Левша понял – смеется тварь. Смеется над ними всеми.
Левша шагнул вперед, и клинок вошел оборотню под нижнюю челюсть...
– ...Так я и говорю: оборотень самое страшное и опасное... – начал Длинный, схлопотал затрещину от Левши и отлетел к стене.
– Не перебивай, – сказал Левша. – Не перебивай. Когда я его заколол, он упал на пол клетки, как куча Дерьма, и превратился в волка. Понимаешь? Волка. Не в человека, а в волка. Оборотень, он всегда превращается после смерти в человека... В того, кем был изначально. Кем родился. Понятно? Волком он становится, чтобы удобнее и безопаснее было убивать. Типа, хищником.
А этот стал волком. Это получается, что он человеком становился, чтобы убивать... Человеком. Клетку, там, открыть, замок. Изнасиловать. Убить. И снова вернуться в зверинец. Ясно? Нет? Человек самое страшное животное. Не зверь. Человек.
Длинный вернулся на свое место, потирая ушибленную щеку.
– Да я... – пробормотал Длинный.
– А ты – про верблюда, траханного пантерой, – Левша махнул рукой.
– Я хотел...
– Ты хотел! Мы хотели сегодня утром уехать, – сказал Левша.
– Левша хотел сегодня вечером потереться о вдову с Перевоза, – подхватил Стук. – А вместо этого – сидим тут в сарае, пьем ваше кислое вино и травим старые истории.
– Потому что жизнь такая, – подвел итог Левша. – Хочешь одно, а выходит...
Если бы Левша знал, что именно сейчас происходит с послом из Рима, то еще больше утвердился бы в своем мнении по поводу планов и их осуществления.
Посол хотел стать бессмертным. Ему даже показалось, что он стал бессмертным. Но сейчас он умирал. Недавно он мечтал о бессмертии, но сейчас хотел смерти.
Мост и трупы на мосту. Мешок на голову – и два дня в пути. Двое суток, показавшихся бесконечностью. Посла трясло и бросало. Его сбрасывали с седла, словно мешок, и снова, после привала, забрасывали на коня. Никто не разговаривал с ним, и никто не снимал с его головы мешок. Ему не развязывали руки.
Посол терпел, пока это было возможно. Потом стал просить. Ерунду. Мелочь. Просто отпустить его на минуту. Можно не снимать мешка с головы, только развязать руки. Он не сбежит. Ему нужно... Поймите, нужно... Пожалуйста... Никто не ответил.
Через некоторое время – посол потерял счет – его швырнули в ледяную воду. Подумал – все, отмучился. Но его вытащили. Просто помыли, как тряпку, прополоскали и вытащили из воды.
Было очень холодно. Колотила мелкая дрожь, но онемение не растекалось по телу. Бальзам, понял посол. Его защищает бальзам. И даже чуть не возблагодарил Господа.
Потом посла кто-то нес. Кто-то один. Небрежно ухватив за пояс. Легко, словно мешок с сеном.
И швырнул на пол. На холодные камни. Рука посла неловко подвернулась: хруст ломающейся кости, слепящая боль... И тепло, растекающееся от места перелома. И – спокойствие.
– Ты меня слышишь? – спросил чей-то незнакомый голос.
– Да, – тихо ответил посол.
– Слышишь? – вопрос был повторен.
Посла ударили. В правый бок, сзади. Посол вскрикнул, повалился на пол. Руки были связаны за спиной, и встать после удара не получилось. Да ему никто и не позволил бы встать.
Удары следовали один за другим. Ногами, понял посол, его били ногами. Без суеты, методично и неторопливо. Удар – боль – пауза. Ровно настолько, чтобы боль утихла. И снова – удар.
– Что вы делаете? – вскричал посол. – Я – посланник Папы...
– И что? – спросил голос. – Что это нам дает?
Пол был холодным. Затхлый воздух. Гулкое эхо где-то вверху. Какой-то зал?
– Именем Его Святейшества... – попытался выкрикнуть посол, но удар в лицо заставил его замолчать.
– Ты будешь говорить только тогда, когда тебе это позволю я. Ты меня понял?
– Я... – удар, – ... понял.
– Вот и хорошо, – сказал голос. – Я сейчас сниму с тебя мешок.
Рывок поднял посла на ноги. Хруст разрезаемой ткани и внезапная боль на лице, на левой щеке.
Посол вскрикнул, почувствовав, как течет кровь из раны.
– Не скули, – сказал голос. – Уже прошло. Действительно, кровь перестала течь. В лицо пахнуло сыростью. Посол попытался рассмотреть, куда его притащили.
Церковь. Насколько позволял рассмотреть серый свет из открытой двери – заброшенная и разоренная. И человек в черном, стоящий рядом.
– Меня называют Псом, – сказал черный человек, – Но это – не важно. Ты можешь называть меня как угодно. Можно даже сволочью.
Пес взмахнул рукой, клинок блеснул.
– Мерзавец... – пробормотал посол, когда рана на горле затянулась, и кровь перестала заливать рот. – Подонок...
– Так меня тоже называют, – сказал Пес. – Всяко бывает.
Он склонился над лежащим послом.
– Ты думаешь, что уже изведал боль? Что дьявольское снадобье тебя защитит? Глупости все это. Полное дерьмо. Все только начинается, и ты только начинаешь постигать боль. Все ее значение. Я всегда был вынужден осторожничать, пытая людей... Чтобы не умерли раньше времени. А с тобой все проще... Вот если обычного человека ткнуть вот сюда клинком...
Пес медленно погрузил лезвие под ребро послу.
– Вот сюда...
Посол захрипел и засучил ногами.
– И потом вот так повернуть... Хриплый выдох. Даже уже и не стон.
– Человек должен умереть. Обычный человек. Но ты... Перекатиться на спину послу мешали связанные сзади руки, поэтому он лежал на боку.
– Теперь нужно просто подождать, пока у тебя зарастет эта смертельная рана. И можно начинать снова. С той же силой, в ту же боль, – Пес снова взмахнул кинжалом.
Капли крови слетели с лезвия и упали на лицо деревянного Иисуса. Распятие кто-то свалил на пол. Кровавые бусинки испятнали лицо Бога.
– А еще боль можно сделать непрерывной, – прошептал Пес, присаживаясь на корточки возле своей жертвы. – Нужно воткнуть клинок и медленно вращать его... Медленно... Чувствуешь, как плоть рвется и зарастает одновременно? Чувствуешь? Посол закричал.
