Избушка на костях - Ксения Власова
Из омута мыслей вырвал звук захлопнувшейся двери. На нее Тим повесил тяжелый амбарный замок с цепью и несколько раз провернул ключ.
– Твой отец едва ли будет рад, что ты покинул лавку, – предупредила я.
– Знаю, – беспечно откликнулся Тим.
В этом был весь он. Всегда делал по-своему, его мало заботило чужое мнение.
Мы сбежали по скрипучим деревянным половицам крыльца, и Тим, поймав мою ладонь в свою, потянул меня во двор. Я вопросительно взглянула на него.
– Возьмем Ветерка.
В конюшне пахло свежей соломой, чуть прелыми яблоками и застарелым лошадиным потом. Возле денника возился Богомир – младший брат Тима. Он проходился мягкой щеткой по бокам Ветерка и приговаривал что-то ласковое, склоняясь к уху вороного коня.
– Держи. – Не сбавляя шага, Тим бросил в брата ключом. На свету, со свистом рассекая воздух, промелькнула тонкая цепочка. – О Ветерке я сам позабочусь.
– Но отец сказал…
Рука Тима уверенно легла на шею Ветерку. Тот повернул голову и тряхнул пышной, тщательно расчесанной гривой. Движения коня выдавали его нетерпение. Из распахнутой настежь двери за моей спиной тянуло ароматом леса, речки и теплом прогретой земли. Ветерок повел влажным носом, вслушиваясь в него, и норовисто перебрал ногами, словно с трудом удерживая себя на месте.
– Отец много говорит. – Тим пожал плечами. – Пропускай мимо ушей хотя бы половину, иначе своих слов не останется.
Растерянный взгляд Богомира натолкнулся на меня. В карих глазах мальчишки (он был на пять зим младше Тима) промелькнуло раздражение. Меня в этой семье, как и в почти любой другой, не жаловали. Но у родных моего друга имелся более весомый повод, чем обычная неприязнь. На меня, как мухи на мед, слетались неприятности. Мало кто захочет, чтобы его сына, как суденышко в бушующем море, увлек смертоносный вихрь и бросил среди подводных скал на самое дно, усеянное обломками других кораблей и выбеленными от времени костями.
Для всех в деревне я была именно этим – смертоносным вихрем, вестницей Мораны. Той, кого должны были забыть, ведь уже два поколения, как древних богов считали выдумками.
Но выдумки, обретшие плоть и кровь на человеческой вере, так просто не забываются. Человеческая сила – слишком могучая, она пускает корни в душу так глубоко, что вырвать их можно разве что с мясом. Рана зарубцуется, но внутри все равно останется пустота.
Так частенько говаривала в свое время матушка, пряча меня от напастей, что устраивали мне соседские дети. К чему были ее слова, я так и не поняла.
– А, и ты тут… – пробормотал Богомир себе под нос. – Ох, и рассвирепеет же матушка!
Я сухо сглотнула. Еще живо было воспоминание о том случае, когда мать Тима набросилась на меня с кулаками и едва не выдрала клок волос. Друг тогда с трудом оттащил ее от меня и поклялся, что тому, кто хоть пальцем меня тронет, несдобровать. И неважно, кто это будет – чужак или свой, баба или мужик. Он не пожалеет никого.
В ушах до сих пор стоял вой раненой волчицы, который подняла его матушка.
С тех пор мне в их доме были бы рады только в одном случае – если бы пришлось собирать для меня погребальный саван.
– Пусть, – легко отмахнулся Тим и принялся седлать Ветерка. – Если она спросит, скажи, к вечеру ворочусь.
– Но… Иван!
Имя отозвалось в груди едва уловимым трепетом, окатившим меня, словно волна песчаный берег. Для всех вокруг мой приятель всегда был и будет Ваней и только для меня – Тимом. Имя, что я тогда дала ему на берегу реки, так и осталось между нами, как разделенная на двоих тягучая, как темный вересковый мед, тайна.
Тим, не слушая больше брата, вскочил на спину Ветерка. Тот радостно заржал и повернул голову в сторону всадника. Чуть придерживая поводья, Тим направил коня к выходу. Возле меня Ветерок, повинуясь движениям поводьев, послушно замер. Тим склонился ко мне, протягивая руку и помогая забраться на коня. Я неловко устроилась позади друга и расправила юбку задравшегося сарафана.
– Готова?
Тим не обернулся, но я по голосу поняла, что он улыбается. Наверное, как всегда, лишь уголком губ.
– Да.
– Иван!!!
Я обхватила руками Тима за пояс, прижалась грудью к его сильной спине. Под возмущенные окрики Ветерок вынес нас из конюшни. Цокот копыт, смягчаемый сочной травой, глухим эхом раздавался в ушах. В лицо ударил теплый сухой ветер, и мы понеслись к высящемуся за околицей густому зеленому лесу.
Глава 2
В нагретом жарким полуденным солнцем воздухе носился напоенный летними травами аромат свободы. Обычно я слышала его весной, когда с рек сходил снег, а воздух становился чистым и звонким. Но сейчас, на спине Ветерка, мчавшегося так, что из-под копыт летела земля, я снова ощутила этот дурманящий аромат. Голова закружилась, в животе едва ощутимо, едва касаясь, словно крылышками стрекозы, пляшущей на ветру, завозилось предвкушение. Меня объяло трепетом. Он пробежал по спине мурашками и медленно растворился по телу, мазнув щеки и шею жаром.
Я уткнулась в плечо Тима и прикрыла глаза, вдыхая хорошо знакомый запах аира – успокаивающий и согревающий. Друг чуть повернул голову вбок и поймал мой взгляд. Наши глаза встретились. Его медовые, вспыхивающие на свету янтарем, завораживали, притягивали к себе, как омут. На миг я потерялась, забыла, кто я и где. Ритмичные удары копыт о траву, рыжие волосы Тима, играющие на солнце всполохами меди, тонкая прядка, прилипшая к его губам, сила его крепкого тела, ощущаемая даже через свободную, едва подпоясанную рубашку… Я вбирала в память каждую мелочь, словно бережно наполняла ларчик драгоценными самоцветами.
И настолько глубоко окунулась в мысли, что вынырнула, лишь когда полуденный зной сменился тенями высоких раскидистых деревьев. Ветерок огласил лес радостным ржанием и устремился к протоптанной, хорошо знакомой ему тропе. Он легко перепрыгнул перегораживающее дорогу поваленное дерево и, направляемый уверенной рукой Тима, свернул в сторону.
– Поляна с земляникой там. – Я дернула друга за рукав. – Ты куда?
– К ручью, – ответил он. – Сначала охладимся и отдохнем. Подождет твоя мачеха.
Я вздохнула. Тим, конечно, сразу понял, почему я засобиралась в лес в знойный полдень. По ягоды обычно с утра ходили, чтобы пироги поставить к вечеру, а не в ночь.
Под ногами у Ветерка хрустнула ветка. Я невольно огляделась, запоминая место. Позже вернусь сюда, чтобы хвороста набрать.
– Вчерашний ветер столько деревьев поломал, – проговорил Тим, чуть натягивая поводья перед новым упавшим стволом, возникшим на пути. – Мои ночью почти не спали, боялись, крышу с сарая сорвет.
Ветерок играючи перенес нас через препятствие и горделиво тряхнул гривой. Тим с одобрением похлопал его по теплой шее.
Я припомнила, что отец Тима недавно взялся строить новый сарай. С крышей он покончил буквально пару дней назад. А вчера в ночь поднялся ветер – непривычно сильный для этих мест. Я такого отродясь не видела. Деревья гнулись к самой траве, а дома вздрагивали и будто цеплялись крыльцами, как скрюченными пальцами, за землю.
– Мачеха промеж причитания тоже полночи молилась. Кажется, всех богов вспомнила, прося не трогать нашу избу.
Тим хмыкнул. Он хорошо знал мою мачеху, чтобы легко раскрасить красками скупую картинку, что я нарисовала.
– А ты испугалась?
– Нет.
Так напугавшая многих ночь подарила мне покой. В буйстве стихии угадывалось что-то родное, смутно знакомое, как в мелодии позабытой колыбели. На лавке за печью я погрузилась в сон под вой ветра так быстро, будто и правда убаюканная его музыкой. Откуда-то я знала, что ни один дом в деревне не тронут. Не за тем пришла буря.
Ветерок вывез нас к ручью. Его шелестящие по мелким камням воды то показывались среди травы, то снова ныряли в недра земли. Русло извивалось среди деревьев – старых, мощных, с теплой корой,
