Завтра. Дети завтра. Яркий флаг завтра - Артур Лео Загат
Нет, Дик не плакал, когда они с мамой спустились по станционной лестнице и старик протащил их через занавеси в помещение самой станции.
Станция была заполнена женщинами и детьми и походила на пещеру страшного людоеда. Несколько электрических лампочек позволяли осмотреться, но их света было недостаточно, чтобы осветить тени, выходящие из двух больших отверстий по обоим концам станции. Эти тени, как огромные руки, втягивали женщин и детей в ночь, которая никогда не кончается.
Лица, которые видел Дик, были необычно белыми, а глаза – огромными, и все как-то пригибались, словно ожидали, что из темноты на них обрушится что-то ужасное.
И оно пришло!
Гром! Гром оглушительней, чем раньше, такой громкий, что Дик не слышал собственный голос, когда говорил: «Не бойся, мама. Я позабочусь о тебе».
Но мама, должно быть, услышала его, потому что крепче прижала к себе и поцеловала в голову. Потом Дик снова мог слышать. Он слышал, как женщина сказала: «Должно быть, это полу тонная бомба. Говорят, такая бомба пробивает десятиэтажное здание и взрывается, только когда попадает в подвал, и тогда ничего не остается ни от здания, ни от тех, кто в нем был. Совсем ничего».
Старик, стоявший у занавеса, закрывающего выход на лестницу со станции, рассмеялся. Его смех напоминал кудахтанье кур. Дик слышал этот звук, когда папа возил маму, Генри и его в деревню.
– Да, – смеялся старик, и глаза его были какими-то дикими. – Верно. Если бы такая бомба попала сюда, от нас не осталось бы ни одного кусочка.
Он был в мундире, но мундир был не такой, как у папы. Очень выцветший, но заметно, что когда-то он был синим. Рваный и слишком велик для старика.
Снова гром, но не такой громкий.
– Что ж, – сказала женщина, кормившая младенца. – Я бы хотела, чтобы сюда попала такая бомба. Это было бы божье милосердие.
– Бога нет, – сказал кто-то. – Бог умер.
Потом тот, кто это произнес, рассмеялся, и у Дика внутри все сжалось от этого смеха. Это была женщина на середине платформы, и она стояла неподвижно, как скала; рот ее не шевелился, и глаза за сетью волос, покрывавших все лицо, ничего не видели.
– Пришел конец мира, и раскаиваться поздно. Мы все уже осуждены…
Снова гром заглушил ее смех, но сейчас он звучал далеко. Женщина, сидевшая рядом с мамой и державшая на руках маленькую девочку – другая девочка, с каштановыми голосами и карими глазами, очень красивая, села на полу рядом, – прошептала:
– Бедняга. Я слышала, что она бежала из Филадельфии, когда та сдалась. Она каким-то образом прошла через линию фронта. Слышали, как они обшаривали все дома и вытаскивали оставшихся?…
– Тише, – попросила мама. – Тише. Дети…
Мама маленькой девочки негромко рассмеялась.
– Дети скоро обо всем узнают. Твои тоже. Мальчики или девочки – для этих дьяволов никакой разницы.
– Не мои, – сказала мама очень тихо и чуть повернулась, чтобы показать этой женщине, что она держит в руке. А держала она изогнутый нож, взятый на кухне.
– Внимание!
Громкий голос доносился из отверстия, из которого в метро получали сдачу.
– Внимание всем находящимся в убежище!
Дик присмотрелся и увидел, что за маленьким отверстием, откуда выходили деньги, установлено радио.
– Конец тревоги! Конец тревоги!
– Кончено, – усмехнулся старик. – А я еще жив. Восемьдесят три года, и еще не мертв. Я всегда говорил, что рожден быть повешенным.
– … там, где вы находитесь. Оставайтесь там, где вы находитесь. Идет проверка на отравляющие газы. Оставайтесь на месте, пока не будет установлено, что выходить безопасно. Будьте готовы.
– Правительство должно было бы всем дать противогазы, – сказала полная дама, которую Дик знал. – Как сделали в Англии.
Это была мама Тома Болла, и сам Том стаял за ней, уткнувшись лицом в ее юбку.
– И много хорошего это дало Англии, – сказала женщина с ребенком на руках. – Много хорошего это дало Англии.
– Внимание! – закричало радио. – Внимание всех находящихся в убежище. Чрезвычайно важно. Приготовьтесь выслушать важное сообщение.
– Мама, – спросил Дик, – а что такое важное сооб… – ну, то, что сказало радио?
– Новости, сын. Важные новости.
– Хорошие новости, мама?
– Может быть. Может, мы победили. Может, мы их прогнали…
– Внимание! Внимание всех находящихся в убежище. Сейчас вы услышите выступление генерала Эдварда Олбрайта, генерал-фельдмаршала этого района.
– Это Эд Олбрайт, – засмеялся старик. – Помню, мы с ним были рядовыми, оба заболели дизентерией в Вест-Пойнте. Это было во время Испанской войны…
– Тише! Тише, старый дурак!
Голос, который услышал Дик, был очень тихий, такой тихий, что Дик слышал биение маминого сердца у своего уха, голос усталый, ужасно усталый.
– Наш фронт прорван. Вражеская пехота уже проникла в пригороды на юге и востоке. Мальчики и молодые женщины, героически сражавшиеся, продолжают сражаться, но надежды больше нет. Пришло сообщение, что войска, шедшие нам на помощь, полностью уничтожены вражескими самолетами.
Глава III
После Армагеддона
Голос стих, и не было вообще никаких звуков.
– Мы разбиты, – снова послышался голос. – Но мы не сдаемся. Мы не подвергнем матерей и женщин города той участи, которая постигла их в других захваченных городах.
Мой народ, когда наш фронт будет окончательно прорван, когда ворвутся вражеские орды, я нажму кнопку на столе перед собой и взорву мины, установленные под улицами. В этом катаклизме погибнут все жители города: и я, и вы, и тысячи тех, кто превратил наш мир в ад.
– Хорошо! – крикнула женщина с ребенком на руках. – Хорошо!
Мама крепче прижала к себе Дика, она плакала, но глаза ее блестели.
– Мы скоро снова увидим Генри, сын, и папу тоже, – прошептала она. – Разве это не замечательно?
Потом снова все замолчали, а усталый голос продолжил:
– Я знаю, такая смерть не жертва для вас, которые принесли на алтарь нашей страны отцов и мужей, сыновей и дочерей. Но я прошу у вас ради нашей страны еще одной жертвы.
За последние несколько часов в порядках врага на севере образовался просвет. Он уже закрывается, но местность такова, что небольшой решительный отряд сможет удерживать его еще какое-то время, чтобы немногие смогли уйти.
Никакая часть не может быть снята со своей нынешней позиции. У нас есть вооружение и боеприпасы, но нет людей, которые могли бы ими воспользоваться. Нет никого, кроме вас, женщины, которые слышал меня. Кроме
