Кровавый спорт - Джин Родман Вулф
Дело в том, что в животных нет никакого зла. В мужчинах его много, в женщинах, по-моему, хотя бы вполовину меньше. В детях — еще меньше. И тем не менее все человечество запятнано злом. Возможно, где-то есть мужчины, которые никогда не были жестоки. Я пытался быть таким мужчиной, но кто из живущих скажет, что я в этом преуспел? У меня-то язык точно не повернется.
Вон стоит мой олень. Я вижу его каждый раз, как поднимаю голову, — стоит неподвижно в самой гуще теней. Смотрит на меня невинным взглядом. В лесу всегда есть призраки. Отец внушил мне это за год до того, как отдал меня Играть. Призраки и чуть-чуть демонов. А в пустыне, сказал он, все наоборот. Пустыни манят демонов, а не призраков. (Хотя не только демонов.) В горах и предгорьях их примерно поровну, но кто сочтет?
Видите моего оленя? Вон он рядом с Лурн — она стоит рядом с ним, как женщина обычного роста могла бы стоять рядом с собакой.
Давайте-ка я соберу еще хвороста.
Когда потребность в наших услугах отпала, мы с Лурн двинулись через этот лес, покрывающий предгорья. Она торопилась, так что я тоже спешил. Нелегко было поспевать за ее длинными шагами, даже притом, что я снял почти все доспехи.
Именно в этих горах, настаивала она, и родилась Игра. Холмики, на которых мы стоим в начале каждой партии, суть не более чем игрушки, рукотворная, в меру людских сил, имитация этих творений богов.
— Для тебя это будет пустой звук, — сказала она, — а для меня важнее всего на свете.
Как уже говорил, в пророчества я не верю. Допускаю, что боги могли бы пророчить. Но не женщины и не мужчины.
Если бы я помнил что-то еще о нашем путешествии, сейчас было бы самое время рассказать. Но помню я только голод и холод: чем выше мы забирались, тем сильнее холодало. И дичи попадалось меньше. Горные овцы умнейшие твари, они живут высоко и сверху видят все. Подкрадываться к ним нужно сзади, да так, чтобы не стронуть ни камешка. Заслышав звон тетивы, они тут же прыгают, хотя прыгать уже поздно, — прыгают, и всегда ломают стрелу, и слишком часто падают в бездонные расселины, где их пожирают демоны.
О да! Демоны едят, как и люди, даже больше. Умереть от голода они не могут, лишь худеют, но поесть все равно не прочь. Особенно любят они плоть младенцев, которой угощают их ведьмы, дабы заручиться их милостью. Мы такого не делаем.
Со временем я утратил всякую надежду отыскать один из тех сорока чертогов, о которых она говорила. Я знал только, что, если мы пройдем достаточно далеко, горы прекратят карабкаться к облакам и опять станут уменьшаться. Тогда Лурн захочет повернуть назад; я же буду настаивать на том, чтобы идти вперед, и посмотрим, чья возьмет.
Полил дождь, и нам пришлось укрыться. За день наш скудный запас провианта иссяк. С мучительно гудящими животами, мы дождались второго дня. На третий день мы отправились охотиться, понимая, что иначе умрем с голоду. Вдобавок я понимал, что использовать лук слишком рискованно, а то намокнет тетива. Во второй половине дня мы вспугнули стадо оленей. Лурн опережала их на бегу, зато они быстрее разворачивались. Она их как следует загоняла, и вот наконец я прыгнул в самую их гущу и стал метаться, как волк, стал рубить и колоть. Кто-то из них наверняка ушел, и кто-то наверняка умер вскоре от ран. И все равно нам досталось три оленя, и тем вечером мы жевали сырое мясо, а следующим вечером — жареное, поскольку сумели наконец развести огонь и так проголодались, что вытерпели дым от собранных нами мокрых веток и сучьев.
Той ночью мы спали долго. А когда проснулись, уже рассвело, облака разошлись, и вдалеке — но не так далеко, чтобы совсем уж не разглядеть, — мы увидели белый дворец на склоне высящейся перед нами горы.
— Там будет сад! — И левой рукой Лурн стиснула мое плечо с такой силой, что я чуть не вскрикнул.
— Никакого сада не вижу, — отозвался я.
— Вон то зеленое…
— Просто горный луг. Не первый и не последний.
— Там должен быть сад! — Она развернула меня кругом. — Коронационный сад для меня. Должен быть!
Никакого сада не было, но мы все равно туда отправились; двухдневное полуголодное путешествие через наполненный птичьими трелями лес. Дворец окружала низкая каменная стена, которую было бы легко взять штурмом. Во многих местах она осыпалась, ворота из витых прутьев проржавели.
Богатые чертоги былых веков стояли разграбленные, а кое-где и оскверненные. Ни ковров, ни настенных гобеленов. Во многих залах бросались в глаза кострища, где жгли разломанную мебель. Но пепел их остыл бессчетные годы назад, и обугленные деревяшки, крепкие квадратные гвозди, изящные бронзовые винты были раскиданы в незапамятные времена — возможно, правнуками тех, кто разводил эти костры.
— Это дворец призраков, — сказал я Лурн.
— Я не видела ни одного.
— А я видел много, и не только видел — слышал. Если мы останемся тут ночевать… — Договаривать я не стал.
— Давай тогда уйдем. — Она пожала плечами. — Это была ошибка, причем моя. Сперва надо найти еду, а потом то, другое.
— Нет. Сперва надо спуститься в подземелье.
Мои слова удивили меня самого.
Она изумленно уставилась на меня, но призрак в черном коридоре впереди кивнул и улыбнулся; он почти не отличался от живого человека, только во взгляде его стояла смерть.
— Что вдруг на тебя нашло?
— Я должен туда спуститься, и ты вместе со мной, — сказал я ей. — Я должен привести тебя туда. Ты боишься. Я…
— Ты лжешь!
— Страх лучше идет женщине, чем мужчине. И все равно я боюсь сильнее. Но я пойду туда, и ты пойдешь со мной.
И я отправился вслед за призраком; очень скоро сзади послышалась тяжелая поступь Лурн.
В коридоре было темно хоть глаз выколи. Закинув щит за спину, левой рукой я проводил по влажной
