Свет светит - Иван Николаевич Сухих
После рассказа о том, что случилось, и осмотра Алексея эндокринолог радостным голосом произнес:
– Надо сделать пункцию узла щитовидной железы. Это обычной иглой делается укол и берется капля содержимого, а потом это смотрят под микроскопом, чтобы узнать, какая болезнь там имеется. Это быстро и безопасно. Если вы согласны, то я вам это сейчас и сделаю.
Петр Павлович секунду подумал и согласился:
– Хорошо. После этого вы нам сегодня скажете точный ответ и назначите лечение?
– Разумеется.
– А может быть можно обойтись и без укола? – впервые за все время пребывания в кабинете врача вставил свой голос Алексей.
– Нет, это надо сделать обязательно, – мягко и настойчиво ответил врач.
Алексей ничего не сказал в ответ. Это безразличие сына всегда вызывало недовольство Петра Павловича, а сейчас оно только усилило его тревогу.
Алексей с эндокринологом прошли в процедурный кабинет и через пять минут возвратились оттуда. Петр Павлович ждал в коридоре на стуле.
– Вам надо будет подождать минут сорок, – сообщил врач, вернувшись с Алексеем, и добавил, – через час ответ точно будет готов.
Петр Павлович и Алексей вернулись в холл клиники и стали ждать, выходить на улицу не хотелось. Так они просидели час, наблюдая за работой девушки-регистраторши, которая не обращала на них никакого внимания.
Через час они вернулись в кабинет эндокринолога. Врач был чем-то несколько смущен, глаза его были опущены к столу, в руках он теребил небольшой бумажный пакетик.
– Вот что… Стекла с результатом пункции посмотрел под микроскопом наш врач-морфолог. Воспаления щитовидной железы там нет… Вам надо бы проконсультироваться в институте онкологии. Во всяком случае, эти стекла надо бы посмотреть в их лаборатории, – эндокринолог протянул Петру Павловичу бумажный пакетик.
– Выйди в коридор и жди меня там, – твердым голосом сказал Петр Павлович Алексею. После того, как закрылась дверь, он обратился к врачу:
– Я вас правильно понял?
– Ну, пока что это подозрение… Надо уточнить… Нужно заключение двух независимых морфологов… Если подтвердится диагноз, то лечением должны заниматься именно там, в институте онкологии.
Петр Павлович взял со стола бумажный пакетик, встал и молча вышел из кабинета.
Алексей сидел в холле и что-то читал на экране своего смартфона. Петр Павлович в коридоре сделал несколько звонков, постоял минуту, медленно и глубоко дыша, потом подошел к Алексею.
– Сейчас съездим еще в одно место.
– «Институт онкологии является ведущим медицинским учреждением в стране в области лечения рака», – процитировал Алексей прочитанный текст в смартфоне и, усмехнувшись, добавил, – звучит обнадеживающе.
– Не болтай. Пошли, – решительно и спокойно произнес Петр Павлович, выходя из холла клиники.
Ехать надо было на другой конец Москвы. Водитель Дима знал все объездные пути, поэтому в пробках им стоять не пришлось. За время пути никто не произнес ни слова. Через полчаса они были на месте около огромного беловато-сероватого здания.
В здании имелось четыре этажа, но оно было очень длинное. По бокам к основному зданию института примыкали несколько зданий поменьше, также состоящие из четырех этажей и соединенные с основным зданием переходами. В середине длины главного здания располагалась башня из двадцати шести этажей. Сам вид онкологического института должен был внушать приближающимся людям почтение и уверенность в том, что здесь собрались важные люди не для того, чтобы впустую проводить время и пить чай, а для неусыпного решения судьбоносных вопросов.
– Мы к доценту Ахметзянову Сурену Ильхамовичу. По договоренности. На нас должны быть заказаны пропуска, – объяснил охраннику Петр Павлович.
Он с Алексеем прошел вовнутрь и после блуждания по бесчисленным коридорам подошел к кабинету с золотой табличкой, на которой значились звание и имя-отчество-фамилия хозяина кабинета.
Как и всегда, Петр Павлович, стукнув в дверь, вошел в кабинет, не дожидаясь ответа. Ахметзянов вежливо взял пакетик со стеклами, вызвал по телефону медсестру.
– Это в морфологическую лабораторию на срочное исследование, – передал он стекла медсестре, которая сейчас же вышла из кабинета. – А вы пока подождите в коридоре минут двадцать, – добавил он, обращаясь к двум посетителям.
Ахметзянов разговаривал вежливо, но несколько надменно. Чувствовалось, что он большого мнения о своем месте работы. «На хромой козе не подъедешь», – говорила обычно про таких людей Пелагея Матвеевна.
В длинных полупустынных коридорах онкологического института вдоль стен периодически стояли пластмассовые стулья, соединенные по четыре. Было тихо. Иногда по коридору проходили люди – сотрудники, пациенты, родственники. Они переговаривались почему-то шепотом. Лица у всех были серьезные. Во всей обстановке института витало ощущение ожидания чего-то важного.
Через полчаса та же медсестра вернулась, зашла и вышла из кабинета.
– Сурен Ильхамович зовет вас, – сообщила она Петру Павловичу и ушла.
Петр Павлович и Алексей вошли в кабинет. Ахметзянов отдал пакетик со стеклами.
– Это анапластическая бластома, то есть злокачественная опухоль, – важно сказал Ахметзянов.
Петр Павлович заметил про себя, что за все время пребывания в здании онкологического института он ни разу не слышал слова «рак». В обрывках разговоров встречались слова «бластома», «неоплазма», «карцинома», «опухоль»; но «рак» – никогда, как будто это слово было табу.
– Я слышал, что опухоли щитовидной железы сейчас успешно лечат, – с надеждой сказал Петр Павлович.
Ахметзянов снисходительно улыбнулся.
– Эти опухоли бывают разные. Чаще всего бывает фолликулярная, она лучше всех лечится. Реже бывает папиллярная, она лечится сложнее, но тоже неплохо. А вот анапластическая бывает редко совсем, и она не лечится, – с некоторой долей удовольствия от возможности продемонстрировать свои знания произнес Ахметзянов.
– В каком смысле «не лечится»? – Петр Павлович почувствовал, что не может себе позволить понять смысл услышанного. Алексей хмыкнул.
– Э-э-э, – Ахметзянов растерялся и не знал, что ответить. Потом как будто он что-то вспомнил, – вы сходите, проконсультируйтесь у профессора Гольденблюма. Одну минуту…
Он взял мобильный телефон и позвонил.
– Ефим Моисеевич… Приветствую… Можете говорить? Я к вам сейчас направлю двух человек, отец и сын восемнадцать лет. Анапластическая опухоль щитовидной железы… Ну, да… Вы сами там с ними поговорите… Не за что…
Ахметзянов повернулся к Петру Павловичу.
– Профессор Гольденблюм вас сейчас примет. Идите прямо к нему, в четыреста двадцать второй кабинет. Это туда…, – Ахметзянов махнул рукой, показывая направление движения.
Петр Павлович и Алексей вышли снова в коридор и направились в заданном направлении. Однако кабинет с нужным номером по пути не попадался. Петр Павлович огляделся по сторонам и заметил женщину лет сорока, в белом халате, шедшую позади них в ту же сторону. Он остановился и подождал, пока женщина не поравнялась с ними.
– Не подскажете, как пройти к четыреста двадцать второму кабинету? – спросил Петр Павлович.
– К Гольденблюму? – с чувством сожаления ответила женщина. – Пойдемте.
Они сделали несколько поворотов, поднялись на один этаж и потом опять спустились.
– Кто вас к нему направил? – поинтересовалась их проводница.
Петр Павлович в общих чертах рассказал ей об их деле.
– Сначала приезжает за тысячу километров в Москву и на деньги родственников поступает в институт. Потом
