Роберт Джордан - Запретный город Готхэн

Конан медленно улыбнулся и потянулся за кувшином вина.

— Я поговорю с Ательдредом, — сказал он. — Думаю, что он согласится, но у меня есть одно условие.

— Какое?

— Свобода, корабль и золото.

— Согласен.

Когда киммериец нашел Ательдреда, который сидел, скрестив ноги на шелковой тахте, резал на куски жареную баранину и пил вендийское вино. Воин промямлил приветствие и вновь приложился к кубку, запивая мясо вином, в то время как Конан уселся и посмотрел на него с недоумением. Команда пиратов вольготно разлеглась на подушках на мраморном полу или бродила вокруг большой комнаты, глядя с любопытством на украшенный драгоценными камнями купол высоко над их головами. Корсары выглядывали через окна с золотыми решетками, на дворик, полный цветущих деревьев и экзотических цветов, запах которых наполнял воздух, или же на двор, полный колонн, где фонтаны играли серебристыми струями, брызгая ими высоко в небо. Они были любопытными и вне себя от радости, словно дети, но, и подозрительными, как волки. Каждый держал руку на кривой рукоятке топора с дьявольски острым лезвием.

— И что же дальше, Конан? — промямлил Ательдред, не переставая жевать.

— А что бы ты сделал? — прямо спросил киммериец.

— Ну, — пират помахал вокруг обрызганной костью, — здесь так много богатств, что у Тормальда повыпадали бы глаза, а Седрик захлебнулся бы собственной слюной при виде их. Давай сделаем так — ночью мы тихо встанем и подожжем дворец, а затем каждый возьмет столько добычи, сколько сможет унести. Мы пробьем себе путь к кораблю, который никто не сторожит, а затем рванем на запад в море! Когда мои люди увидят, что мы с собой привезли, за нами поплывет сюда уже сотня драккаров! Мы разграбим Зандрагор, как Сенсерик грабил Туран, и топором выстроим здесь свое собственное королевство!

— Я согласен, что это привлекло бы ваших морских волков из Ванахейма, — мрачно сказал Конан. — Но это план настолько сумасшедший, что даже глупец не станет пробовать его. Даже если я закрою глаза на предательство нашего хозяина, то мы не пройдем и полпути к кораблю. Пятьдесят человек должны будут пробиться через пятьдесят тысяч? Забудь об этом.

— Ну и что? — прорычал Ательдред. — Клянусь Имиром, кажется, что наша ситуация изменилась! На корабле ты был нашим пленником, и теперь мы зависим от тебя! Мы враги от рождения, откуда я знаю, что ты поступишь с нами честно?

Как я могу знать, о чем ты там сговорился с царем Зандрагора? Может быть, о том, как перерезать нам глотки?

— Нет, и, не зная об этом наверняка, ты должен поверить мне на слово, — тихо произнес Конан. — Я не испытываю никакой ненависти к вам, хотя наши народы являются врагами, кроме того я знаю, что ты смелый человек. Но в этой ситуации было бы лучше, если мы будем действовать вместе. Без меня у вас не будет переводчика, и я без тебя я не буду иметь силы оружия, с помощью которого я могу требовать уважения. Константинус предложил нам службу в его дворцовой охране. Я доверяю ему не больше, чем ты мне. Он предаст нас сразу, как только это будет ему на руку. Но на этот раз, принятие его предложения пойдет нам на пользу. Насколько я понимаю людей — жадность не является одним из его недостатков. Мы хорошо заживем с его дарами. На данный момент ему нужны наши мечи. После того, как все это закончится, и мы сможем заполучить корабль.

Но я хочу, чтобы ты понял одну вещь, Ательдред. Данная услуга, которую сейчас я вам всем оказываю, это мой выкуп. Я больше не заключенный, и если я вернусь на палубу вашего корабля, то, как свободный человек, которого ты доставишь к указанному берегу бесплатно.

— Я клянусь в этом на моем мече, — пообещал Ательдред и Конан, обрадованный, кивнул. Он знал, что этот мрачный ванир никогда не нарушит данного слова.

— Эта страна полна безграничных возможностей, — сказал киммериец. — Здесь смелое сердце и острый меч могут достичь столько же, сколько и на Западе, но награда тут больше, хотя и не столь долговечна. Так что теперь мне нужно убедиться, доверяет ли мне Константинус полностью. Мы имеем какое-то значение для него, но мы должны будем его покинуть, и чем скорее, тем лучше.

Возможность представилась раньше, чем ожидалось. В последующие дни, Конан и его спутники, обитавшие в лабиринте великолепного города, были поражены большим контрастом: кичливое богатство знати и ужасающее убожество бедных. Человек же, который сидел на престоле был не последней загадкой. Конан снова сидел в золотой палате и пил вино с раджей Константинусом, а огромный немой негр прислуживал им. Киммериец, при этом, смотрел с удивлением на раджу. Константинус пил много и безрассудно. Он был пьян, а его странные глаза, были даже темнее и мутнее, чем обычно.

— Ты мой собеседник, а также защитник, Конан, — сказал он с легкой икотой. — С тобой я могу быть самим собой, или, по крайней мере, тем, кого я считаю собою истинным. Я доверяю тебе, потому что вы несешь с собой чистую, прямую силу западных морей. Мне не нужно быть постоянно бдительными.

Конан, я говорю тебе — управление государством, это не то, что ты делаешь для собственного удовольствия или счастья. Если бы мне пришлось прожить свою жизнь снова, я предпочел бы вновь стать тем, кем я имел обыкновение быть: тонким, загорелым юношей, ныряющим в заливе Зандрага за жемчугом, который я позже бросал бы темнооким косальским девочкам. Но этот пурпур — мое проклятие и неотъемлемое право, также, впрочем, как и твое. Я стал раджей не потому, что я умный или глупец, а потому, что в моих жилах кровь императоров, и я лишь последовал за неизбежностью своей судьбы. Ты также воссядешь однажды на царском престоле и почувствуешь на своем челе проклятую тяжесть короны.

Давай выпьем!

Конан отодвинул протянутую чашу.

— Я выпил уже достаточно, да и ты слишком много, — сказал открыто. — Клянусь Кромом, я обнаружил, что ты ужасный курильщик гашиша и ещё худший пьяница. Ты невероятно умный и невероятно глупый. Как человек, такой как ты, может быть королем?

Константинус рассмеялся.

— Вопрос, который кому-то стоил бы головы. Я скажу тебе, почему я король; потому что я могу прельстить людей и распознать их лесть, потому что я знаю все слабости сильных людей, потому что я знаю, как использовать деньги, потому что у меня нет угрызений совести, и я не погнушаюсь любыми средствами, справедливыми или подлыми, для достижения своей цели. Потому что я родился на Западе, а вырос на Востоке, и смог объединить в себе хитрость обоих миров.

Потому что, хотя я и порою глуп, у меня есть проблески гениальности, недоступные для нормальных, логически мыслящих людей. И еще потому, что я могу использовать женщин, как воск, а без этого все остальные мои таланты были бы бесполезны. Стоит мне посмотреть какой-нибудь из них в глаза и обнять, как она становится моей рабыней навсегда.