Вероника Рот - Дивергент

– Ты не такой уж и страшный зверь, правда?

Я медленно поднимаюсь, чтобы не пугать ее, но кажется, что передо мной уже другое животное, нежели несколько секунд назад. Я осторожно протягиваю свою руку, так что могу отдернуть ее в нужный момент, если понадобится. Собака подталкивает руку головой. Я внезапно радуюсь, что не выбрала нож.

Я моргаю, а когда открываю глаза, вижу девочку в белом платье на другом конце комнаты. Она протягивает обе руки и визжит:

– Щеночек!

Когда она бежит к собаке в мою сторону, я открываю рот чтобы предупредить ее, но уже слишком поздно. Собака оборачивается. Вместо того чтобы ворчать, она лает и рычит, ее мышцы становятся напряженными, как проволока. Подготовка к нападением. Я не думаю, а просто прыгаю на нее сверху, обхватив руками ее толстую шею.

Моя голова ударяется о землю. Собака исчезла, также как и маленькая девочка. Вместо этого я нахожусь одна в тестовой комнате, на этот раз пустой. Я оборачиваюсь кругом, но не вижу себя ни в одном из зеркал. Я толкаю дверь и выхожу в холл, который оказывается вовсе не холлом, а автобусом, в котором заняты все места.

Я стою в проходе, держась за поручень. Рядом со мной сидит мужчина с газетой. Я не могу разглядеть его лица за газетой, но зато вижу его руки. Они покрыты шрамами, словно после ожогов, и сжимают бумагу, будто он хочет смять ее.

– Ты знаешь этого парня? – спрашивает он. Он указывает на изображение на первой странице газеты.

Заголовок гласит: «Жестокий Убийца наконец-то задержан!»

Я смотрю на слово «убийца». Много времени прошло, с тех пор как я видела его в последний раз, но даже его вид внушает мне страх.

На фотографии под заголовком изображен молодой человек с обыкновенным лицом и бородой. Мне кажется, я его знаю, но вспомнить, кто он, не могу. И в то же время я чувствую, что не стоит говорить об этом мужчине.

– Ну? – Я слышу  в его голосе раздражение. – Знаешь?

Плохая идея, нет ОЧЕНЬ плохая идея. Мое сердце бьется молотом в груди, и я сцепляю руки в замок, чтобы они не тряслись и не выдали меня. Если я скажу ему, что знаю парня из статьи, со мной произойдет что-то ужасное. Но  я могу убедить его, что  не знаю. Я могу прочистить горло и пожать плечами, но это будет похоже на ложь.

Я прочищаю горло.

– Знаешь? – повторяет он.

Я пожимаю плечами.

– Ну?

Меня пробирает дрожь. Мой страх иррационален; это всего лишь тест, все это не по-настоящему.

– Нет, – говорю я обыденным тоном. – Даже не подозреваю, кто это.

Он встает, и я, наконец, вижу его лицо. На нем темные очки, и его рот искривлен в оскал. Его щека испещрена шрамами, также как и руки. Он подносит свое лицо близко к моему. Его дыхание отдает запахом сигарет. Не по-настоящему, напоминаю себе я. Не по-настоящему.

– Ты лжешь, – говорит он. – Ты лжешь!

– Нет.

– Я вижу это по твоим глазам.

Я выпрямляюсь.

– Вы не можете.

– Если ты его знаешь, – говорит он на тон ниже, – то сможешь меня спасти. Ты можешь меня спасти!

Я сужаю глаза.

– Ну, – говорю я, стискивая зубы. – Я не знаю.

3

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Перевод: Даша Немирич

Редактура: Марина Самойлова

Бета-вычитка: Denny Jaeger и Лина Алехнович

Я ощущаю потные ладони и укол совести в груди. Я лежу в кресле в зеркальной комнате. Я наклоняю голову и вижу Тори позади себя. Ее губы плотно сжаты, в то время как она убирает электроды с наших голов. Я жду, что она скажет что-нибудь по поводу теста: что все закончено, или что я сдала его хорошо, хотя, как я могу плохо пройти тест на вроде этого? Но она не произносит ни слова, лишь отсоединяет провода от моего лба.

Я выпрямляюсь и вытираю ладони о штаны. Должно быть, я сделала что-то не так,  несмотря на то, что все это произошло только у меня в голове. Может, лицо Тори такое странное, потому что она не знает, как сказать мне, какой ужасный я человек? Хотела бы я, чтобы ее лицо перестало быть таким.

– Это,  – говорит она, – было недоразумением. Извини, я сейчас вернусь.

Недоразумением?

Я поджимаю колени к груди и утыкаюсь в них лицом. Хочется расплакаться, слезы могли бы принести чувство облегчения, но у меня ничего не выходит. Как можно провалить тест, к которому готовиться не разрешено?

Проходит какое-то время, и я начинаю нервничать. Мне приходится вытирать ладони каждые несколько секунд, как только на них появляется пот… ну, или, может быть, я делаю это, только чтобы успокоиться. Что, если они скажут мне, что я не подхожу ни одной фракции? Я вынуждена буду жить на улице как афракционер. Я не смогу. Жить вне фракций – это не просто существовать в бедности и дискомфорте, это быть в разладе с обществом, быть отделенным от самой важной вещи в жизни – общины.

Моя мама рассказывала мне однажды, что мы не способны выжить в одиночку, и даже если бы могли, то не захотели бы этого. Без фракций у нас нет ни целей, ни причин, чтобы жить.

Я трясу головой. Не могу об этом думать. Я должна оставаться спокойной.

Наконец открывается дверь и внутрь заходит Тори. Я стискиваю подлокотники кресла.

– Прости, должна тебя огорчить, – говорит Тори. Она стоит у моих ног, держа руки карманах. И выглядит бледной и напряженной. – Беатрис, твой результат неокончателен, – продолжает она. – Обычно, каждый этап моделирования исключает одну или несколько фракций, но в твоем случае были отброшены только две.

Я уставилась на нее.

– Две? – спрашиваю я. У меня начинает сосать под ложечкой, и становится трудно говорить.

– Если бы ты подсознательно испытала отвращение к ножу и выбрала бы сыр, моделирование привело бы тебя к другому исходу, который подтвердил бы твою принадлежность к Дружелюбным. Этого не произошло, вот почему Дружба отпала. – Тори почесывает заднюю часть шеи. – Как правило, моделирование развивается в линейном порядке, оставляя только одну фракцию, посредством исключения остальных. Выбор, который ты сделала, исключает даже Искренность, следующую возможность, поэтому я была вынуждена «переместить» тебя в автобус. – И здесь твоя настойчивая ложь исключила Искренность. – Она слегка улыбается. – Не переживай по этому поводу. – Только Искренние могут говорить правду в подобных ситуациях.

Один из узлов в моей груди ослабевает. Может быть, я не такой ужасный человек.

– Я считаю, что это не совсем так. Люди, которые говорят правду, Искренние... и Отреченные, – говорит она. – Вот, в чем проблема.

У меня отвисает челюсть.

– С одной стороны, ты бросилась на собаку и не позволила ей напасть на девочку, что является признаком Отречения... но, с другой стороны, когда человек сказал тебе, что правда спасет его, ты все равно отказалась сообщить ее. – Что не соответствует принципам данной фракции, – замечает она. – Ты не сбежала от собаки и не выбрала нож, что предполагает Бесстрашие. – Она прочищает горло и продолжает: – Твой умный подход к собаке указывает на сильное соответствие Эрудитам. Я понятия не имею, что делать с твоей нерешительностью на первом этапе, но…