Марк Сиддонс - Избранница ночи
Астамир подскакал к девушке и вздернул ее на круп своего коня:
— Быстрее отсюда! Иначе пропадем!
Черный всадник бросился за ними, его голос по-прежнему звучал громогласно и торжествующе. Они помчались среди горящих домов, и пламя, ярко полыхавшее вокруг, опаляло их кожу. Когда они очутились у земляного вала, где кипело сражение, Астамир осадил коня и развернулся:
— Не бойся, Соня! Я с радостью отдам свою жизнь за тебя, если понадобится!
Девушка, улыбнувшись, стиснула его ладонь, потом соскользнула с крупа коня и увидела, что Астамира словно освещает яркое, как расплавленная сталь, зарево, каждый мускул его тела, покрытого светящейся броней, отражал горящие дома и яркое пламя, казалось, он сам излучает огонь. Генах выхватил меч, отбросил щит за спину и приподнялся на стременах, готовясь встретить черного всадника. Его противник поднял свой сверкающий клинок и издал боевой клич. Соня подобрала с земли меч какого-то убитого воина, и хотя ее руки еще чувствовали слабость, крепко сжала оружие и встала за спиной Астамира. Она не чувствовала ни страха, ни боли от ран, сердце девушки обуревало только одно желание — жажда битвы. Меч черного всадника уже не имел такой силы, как раньше, и Астамир заставил противника попятиться и отступить.
Всадник злобно взвыл, на этот раз в его голосе были слышны гнев и удивление. Внезапно он развернулся, и его белая лошадь стремительно поскакала прочь сквозь пылающий огонь. Схватка продолжалась, но защитники поселения уже начали теснить аквилонцев. Астамир поскакал в погоню за черным всадником, и Соня, поднявшись на земляной вал, увидела, как полчища врага, сжатые узким пространством разрушенных ворот, бегут прочь, и среди них можно было заметить черного всадника с бессильно опущенным мечом, который уже не представлял собой большой опасности.
Разгромленные отряды аквилонцев в беспорядке отступали, среди них некоторое время мелькал круп гигантской белой лошади, а затем все исчезло за склоном холма.
Глава тринадцатая
Селение горело, и все как один боссонцы — мужчины, женщины и даже дети — пытались спасти свое имущество. То, что еще уцелело. На счастье защитников, пошел дождь, который загасил огонь и предотвратил еще большие потери.
День, пришедший за утренними сумерками, открыл глазам полную картину того, что произошло здесь ночью. Половина домов сгорела, а у тех, что были построены из камня, выгорели почти все деревянные части.
В первую очередь в починке нуждались ворота, про которые Кемпер говорил, что они возведены на века,— сейчас только обгорелые обломки дерева болтались на гигантских стальных петлях. Требовал замены и ряд кольев на первой стене, так что у жителей селения, уцелевших после ночной атаки, забот хватало и, невзирая на усталость и раны, все, кто был в состоянии, уже с полудня принялись за дело.
Число убитых перевалило за сотню, а вражеских трупов насчитали только четыре десятка. Среди них было много гиннинов, представителей одного из восточных родов боссонцев, с которыми харганы заключили мирный договор.
Схватка была кровопролитной, но такое большое преимущество нападавшим, несомненно, принес черный всадник со своим ужасным сверкающим мечом.
Собственные раны почти не беспокоили Соню, травы, которые она приложила, уже начали оказывать свое благотворное действие. Самая серьезная рана была на ноге, но и на плече, и на руках горели отметины, и если бы не кольчуга, неизвестно, удалось ли бы девушке при всем ее приобретенном в обители мастерстве остаться в живых.
Кантенфлас был ранен очень тяжело, но сильнее, чем боль от полученной раны, его терзали гнев и растерянность.
— Слишком просто, Кантенфлас,— заметила она,— думать, что неуязвим тот, кто лучше других подготовлен к сражению. На каждого может найтись жало, от которого мы не в силах защититься.
— Да,— мрачно подтвердил колдун. Он выглядел очень плохо, казалось, здоровье вряд ли сможет вернуться к могучему воину.— И в том, что произошло, виноват я сам. Свои магические способности я слишком часто использовал по пустякам. Это легкомыслие не пошло мне на пользу — в нужный момент я оказался бессилен…— Кантенфлас прикоснулся к повязке, прикрывавшей рану, и пристально посмотрел на Соню.— Вообще-то я был удивлен, что выжил после удара этого меча…
Девушка утвердительно кивнула.
Этот меч был не просто оружием — Соня помнила, как он действовал прошлой ночью. Кантенфласа, казалось, это обстоятельство поставило в тупик. Чтобы его успокоить, Соня мягко сказала:
— Этот клинок оставил гораздо более глубокий след в твоей душе, нежели в плоти. Что-то явно стоит за ним — но ты можешь сказать, что именно?
Лицо воина побледнело, и Соня увидела, что ее попытка смягчить ситуацию не достигла своей цели: в глазах Кантенфласа было видно нечто, весьма похожее на панику, в них, к изумлению девушки, на мгновение даже блеснули слезы.
Соня вспомнила тот момент, когда меч поразил ее и Кантенфласа, и теперь была абсолютно уверена в том, что, кроме как магией, ничем нельзя объяснить его смертоносную силу. Она поделилась этим соображением с колдуном, и он иронически улыбнулся:
— Следовало серьезнее подготовиться к сражению, тогда этого бы не произошло. Я упустил что-то важное из того, чему меня обучали в детстве, забыл за время, проведенное здесь, какие-то основные приемы магии… Прошлой ночью я остановил бы его силу. Но я не смог…
Соня была потрясена таким признанием. Она взяла его руки в свои, помогая Кантенфласу приподняться на постели.
Колдун прикоснулся губами к ее лбу, но его лицо было темным от боли и горя.
— Однако я приложу все силы к тому, чтобы вспомнить. Как руки, израненные и бесполезные после битвы, снова приобретут свою прежнюю силу, так и моя магия вернется ко мне. И я уже знаю, что надо сделать.
— Ты видел Астамира? — Соня обратилась к одному из воинов Кантенфласа.
— Он помогает той девушке, которую ты спасла, ее раны несерьезные, но Астамир посчитал, что будет лучше, если он позаботится о ней.
Соня вспомнила о Лореле, юной неопытной девушке, которая приходила в такое отчаяние от вида как своей, так и чужой крови.
— Это было ее первое сражение,— сказала она,— и Лорела действовала вполне достойно. Она делала ошибки, но все мы совершаем их в первый раз.
Кантенфлас слегка улыбнулся, вспоминая, может быть, свою первую схватку:
— Да, она ведь почти ребенок. Но раны Лорелы затянутся, и она будет хорошим воином. У нее есть чувство общности, а оно укрепляет дух не хуже железа.
— Ты говоришь совсем как Гуинхей,— сказала Соня и ободряюще кивнула ему и направилась к дому, куда свезли раненых.
