Система «Спаси-Себя-Сам» для Главного Злодея. Том 1 - Мосян Тунсю

Мальчик медленно поднял на них глаза – и, хоть выражение его лица не изменилось, спустя мгновение по его лбу скатилась капелька холодного пота.

– Эти иллюзии – не порождения Мэнмо, а реальные люди из твоих воспоминаний, – продолжил Шэнь Цинцю. – Контролируя твой сон, демон всего лишь поднял их из потаённых глубин твоего сердца.

Однако Ло Бинхэ уже не слышал его: он прижал руки к вискам, словно его голову прошил спазм невыносимой боли.

Шэнь Цинцю понял, что внутренние демоны ученика уже пробудились, атакуя его разум.

Четверо нахальных подростков обступили лежащего на земле ребёнка, которому было не больше пяти лет, и принялись избивать его кулаками и ногами. Одетый в лохмотья парнишка скорчился, закрывая голову, но не издавал ни звука; казалось, ещё немного – и его забьют до смерти!

– Эй, этот безглазый ублюдок осмелился промышлять на территории старших братьев, отбирая у нас хлеб!

– Неужто жить надоело?!

– А ну-ка врежь ему хорошенько! Разве он не жалок? Разве ему есть чем набить брюхо? Не лучше ли забить его до смерти – тогда ему больше не придётся беспокоиться о жратве!

Голова Ло Бинхэ раскалывалась от боли.

Теперь не оставалось ни малейшего сомнения, что этой хрупкой скрючившейся на земле беспомощной фигуркой был он сам из далёкого прошлого: из-под растрёпанных прядей на окровавленном лице сверкали всё те же яркие, будто звёзды, глаза. Их взор, подобный двум лезвиям мечей, встретился со взглядом повзрослевшего Ло Бинхэ.

И тот не смог отвести глаз.

– Соберись, это всего лишь иллюзия, – раздался рядом глубокий голос Шэнь Цинцю.

Наиболее пугающей в иллюзии Мэнмо была её способность воздействовать на самые примитивные человеческие чувства, такие как страх, гнев и боль, вдребезги разнося любые уровни психологической защиты. Случись это после того, как Ло Бинхэ открыл в себе способность к читерству, то и десять тысяч таких демонов снов страшили бы его не больше мышиной возни, однако нынче демоническая кровь главного героя ещё не пробудилась, так что он намертво застрял в Царстве снов, с головой погрузившись в мрачные воспоминания. Всё, что представало его глазам, лишь свидетельствовало о его полном бессилии.

Внезапно переулок, в котором Шэнь Цинцю находился вместе с Ло Бинхэ, волшебным образом исказился, явив их взорам совершенно иную сцену.

«О нет!» – мысленно взмолился мужчина. Он был явно не готов к двум подобным потрясениям подряд.

Всю обстановку ветхой хижины, где они очутились, составляли кровать, скамеечка и покосившийся столик, на котором стояла тускло горящая лампа.

Лежащая на кровати измождённая пожилая женщина тщетно пыталась сесть. В этот момент в дверь влетела маленькая фигурка – мальчик всего десяти с небольшим лет от роду с лицом, исполненным детской нежности. На его тонкой шее висела та самая нефритовая подвеска. Маленький Ло Бинхэ поддержал женщину, помогая ей сесть, и принялся встревоженно увещевать её:

– Матушка, зачем вы опять пытаетесь встать? Разве вы сами не говорили, что вам сразу станет лучше, если вы отдохнёте?

– Что за польза в этом лежании?.. – кашляя, ответила женщина. – Уж лучше я встану и постираю.

– Я уже закончил со стиркой, – заверил её Ло Бинхэ. – Так что пусть матушка пока полежит, а я приготовлю ей хорошее лекарство. Вот увидите, вам тут же полегчает – тогда и возьмётесь за работу.

Лицо женщины приобрело землистый оттенок; это свидетельствовало о том, что болезнь уже проникла в самое нутро – смерть явно стояла на пороге. Однако она нашла в себе силы улыбнуться, погладив Ло Бинхэ по макушке:

– Бинхэ, какой же ты у меня умничка.

Заслышав похвалу, мальчик поднял голову и улыбнулся через силу:

– Чем матушка желает подкрепиться?

– Сейчас мне всё меньше и меньше хочется есть. – Помедлив в нерешительности, женщина добавила: – В прошлый раз молодой господин дал нам с тобой той жиденькой белой каши – пожалуй, я была бы не прочь её отведать, да вот не знаю, осталось ли что-нибудь на кухне.

– Я пойду и попрошу для матушки! – энергично закивал маленький Ло Бинхэ.

– Попроси, а если не осталось, сойдёт и что-нибудь другое пресное да пожиже, лишь бы наполнить желудок, – наказала ему женщина. – Но ни в коем случае не докучай главному повару!

Пообещав, что так и сделает, мальчик со скоростью ветра унёсся прочь. Женщина некоторое время полежала спокойно, а затем потянулась к подушке, нащупала под ней иглу с ниткой и принялась за рукоделие.

Свет в комнате померк. Захваченный потоком смятенных чувств, Ло Бинхэ протянул руку, словно пытаясь за что-то ухватиться, но Шэнь Цинцю удержал его, сурово одёрнув:

– Ло Бинхэ! Ты же понимаешь, что это – не твоя мать! И ты больше не беззащитное дитя, которое можно безнаказанно унижать и оскорблять!

Самое разрушительное свойство этого кошмара заключалось в том, что чем сильнее распалялись эмоции в сердце человека, тем более страшные раны получало его сознание. Нестабильное состояние, в котором сейчас пребывал Ло Бинхэ, могло нанести чудовищный вред его изначальному духу. К тому же необходимо было помнить о том, что ни в коем случае нельзя атаковать «действующих лиц» Царства снов.

Поскольку все эти «персонажи» порождены разумом и душой самого сновидца, нападая на них, он фактически наносит ущерб собственному мозгу. Многие из угодивших в такую ловушку, либо не зная этого, либо будучи не в силах совладать с эмоциями, принимались крушить своих обидчиков из прошлого направо и налево, после чего неизбежно погружались в вечный сон. А ведь если эта участь постигнет Ло Бинхэ, то и Шэнь Цинцю окажется навеки заперт на пару с учеником в его сновидении.

Сцена вновь неожиданно переменилась. Похоже, этот кошмарный сон вобрал в себя все невзгоды и раны, полученные Ло Бинхэ за полтора десятка лет жизни. Вот маленький Ло Бинхэ умоляет повара дать миску каши для его приёмной матери, однако вместо этого подвергается издевательствам со стороны молодого господина; а вот они как по мановению руки переносятся на пик Цинцзин, в то время, когда Ло Бинхэ только поступил туда и его шисюны всячески притесняли младшего товарища и придирались к нему. Вот тщедушная фигурка силится совладать со ржавым топором, а вот из последних сил тащит тяжёлые ведра вверх по ступеням; не обошлось и без сцены, когда у него отобрали подвеску, которой он так дорожил, – ищи теперь да свищи…

Эпизоды бесконечной вереницей беспорядочно громоздились один на другой. Ло Бинхэ уже утратил способность воспринимать что-либо, кроме этих раздробленных кадров из его воспоминаний, исполненных негодования, отчаяния, боли и беспомощности; пламенная ярость раздирала