Ржевский. Том 1 - Семён Афанасьев
— Что это было, кстати? — интересуюсь, пока есть время. — Тебя будто подменили: до последнего получаса вела себя словно опытный боец на территории противника. А тут и в истерику соскользнула на ровном месте, и вообще, — неопределённо веду рукой. — За мгновение в сущего ребёнка превратилась.
Дядя двойника Мадины пока не звонит, можно и поговорить.
— Самоконтроль из фокуса отпустила, — признаётся Наджиб. — Решила расслабиться. Знаешь, у нас всё время живёшь, как лом проглотив: здесь достоинство надо демонстрировать, тут невозмутимость, везде постоянный контроль. Причём ладно бы только над собой контроль, но ещё и над окружением же. Упусти хоть одну деталь в чужой голове во Дворце порой, всю жизнь локти кусать будешь.
Она колеблется, но добавляет:
— Хорошо ещё, если длинную жизнь, а не оставшуюся пятиминутку.
— Контроль всех и всего, — киваю. — И персонального окружения, и ситуационного. Людей и событий, иначе говоря, даже если они тебя прямо не касаются.
Очень хорошо понимаю. Не понаслышке знаком, хотя вслух о таком не скажешь.
— А здесь впервые в жизни расслабилась! — продолжает она эмоционально. — Обстановка, конечно, неоднозначная, это я очень деликатно подбираю слова, чтобы тебя не обидеть… но какое-то умиротворение нахлынуло! А тут этот тебя вызывает. Мудак старый. Знаю же, чего требовать будет…
— Расслабляться можно и нужно, — соглашаюсь спокойно. — Главное, чтобы ущерба от этого потом не было; время и место лучше заранее выбирать. Верь мне и верь в меня; всё нормально будет.
— Страшно. Это сам Аль-Футаим старший.
— Я и говорю, верь в меня. Я справлюсь.
— Нелегко быть женщиной, — менталистка вытягивает вперёд пальцы и разглядывает кончики ногтей. — Может захотеться побыть слабой и спрятаться за чью-то спину невовремя.
— Считай, спряталась, — киваю. — Не волнуйся и успокаивайся, всё будет хорошо. Верь в меня, — повторяю третий раз, чтоб она весь смысл в глубину прочувствовала, недосказанный тоже.
Хорошая она. Искренняя, решительная и настоящая.
Ещё очень красивая — жаль, как бабу по назначению использовать нельзя. Принципы эти их дурацкие, ещё моё честное слово дано.
Да и не склонна она кое к чему совсем, увы. «Вначале свадьба, остальное потом».
А ведь у неё коэффициенты упругости даже японских повыше, некстати подсказывает расовый бонус.
Кажется, я сейчас начинаю соображать, что она как менталист под разделением сознания и подсознания понимает. Надо будет додумать на досуге.
Амулет повторно нагревается, опять предлагая поговорить. На сей раз отвечаю.
Мадина Наджиб, дублёр-двойник Её Высочества Далии аль-Футаим
— Мир вашему дому. — Отлично знакомая и такая ненавистная рожа соткалась в воздухе, когда её новый попечитель принял повторный вызов. — Пока что.
Маджит аль-Футаим говорил почему-то с личного амулета Эмира (вот же сволочь, Престол ещё свободен): при разговоре поддерживались и звук, и иллюзия изображения.
Придворный переводчик рядом с этим козлом открыл рот, чтобы продублировать языком Ржевских, но ибн-Иван махнул ладонью:
— Время — деньги. Я тебя понимаю и сам тоже говорю, а другим и не надо. Чего ты хотел?
Далькин родственник не удержал лицо на секунду от удивления:
— Ржевский Дмитрий, сын Ивана? Знаешь наш язык?
— Да. Чего хотел?!
— Ты знаешь, с кем сейчас разговариваешь? — Маджит попытался задать тон.
— А должен? — удивился новый попечитель. — Ты звонишь мне первый, значит, что-то нужно тебе. Не мне. Тебе надо — ты и представишься. Кто такой?
Ха. Старый ишак явно не так себе представлял начало беседы, видно даже без ментала. Привык, что перед ним все на задницу падают.
— Ты очень рискуешь, разговаривая подобным образом с теми, кто в этом мире облечён властью, — обманчиво спокойно бросил Маджит. — Начиная грубить незнакомцу, рискуешь нарваться на очень серьёзные последствия, если сам находишься ниже. В итоге может не получиться даже откупиться любыми способами — весь Род исчезнет. До последней капли крови.
— Пошёл на***, — Дмитрий флегматично разорвал соединение.
— Хорошо, вы не на вашем языке разговаривали, — находясь под впечатлением, поёжилась Мадина, впадая в шок. — Кроме меня и придворного переводчика не понял никто. Хотя и этого достаточно для будущих проблем, м-да уж…
Трофим ибн-Степан, не знающий языка Залива, неожиданно возбудился:
— Димка, ты никак послал этого только что? Кстати, когда их наречие выучил-то?
Ржевский-младший проигнорировал.
— Чего он сказал такого? — продолжил напирать старик.
— Деда, ты уверен, что оно тебе надо?
— В твои дела не лезу, но, может, не только советом помогу?
— Он спросил, знаю ли я, кто звонит. При этом скорчил такую рожу, словно я его портрет под стеклом держу. Потом он захотел намекнуть на наши несуществующие долги перед ними: конкретного ничего не сказал, я быстрее него успел.
— Лихо. — Ржевский-старший с нечитаемым выражением лица намотал на палец кончик бороды. — Я не думал, что увижу, — вид он имел отстранённый и задумчивый. — Не думал, что доживу.
— До чего ты не думал, что доживёшь? — Дмитрий вынырнул из размышлений. — Не было ж ещё никакого разговора? Он сейчас там поприседает у себя во дворце на нервах, попрыгает из штанов, возьмёт себя в руки да и обратно сюда звонить примется.
— Думаешь? — во взгляде Ржевского-старшего на мгновение сверкнула сталь.
— Увидишь. Только переводчика сперва из помещения выгонит, чтобы свидетелей с той стороны не было, если я родовую репутацию ещё раз на нём реализую, — пожал плечами внук.
— Не думал, что сам увижу, как Ржевские вновь монархов посылают… Дим, а ведь это чревато.
— Ты ж не говоришь на этом языке? — ибн-Иван впился подозрительным взглядом в родственника. — Деда, зайчик мой сизозаглазый, или я о тебе не знаю ещё чего?!
— На языке не говорю, но общий же тон был понятен. Почему думаешь, что он ещё раз перезвонит? — без перехода поинтересовался ибн-Степан.
— Выхода у него нет, — пояснил попечитель. — Если он сейчас снова меня не вызовет, получается, он в точности выполнил, что я ему велел. Пошёл, куда сказано.
— Хм.
— А он, как понимаю, только начал тамошний трон под себя примерять — не спустит. Увидишь, не утерпит.
— Дмитрий верно прогнозирует, — негромко прокомментировала менталистка, поскольку молчать было невыносимо.
Амулет завибрировал повторно именно в этот момент.
— Говори, — предложил ибн-Иван магической проекции чужого лица, не выказывая эмоций. — Коротко и внятно, чего хочешь, что предлагаешь.
— Так дела не делаются, — старшему аль-Футаиму вновь стоило усилий не взорваться.
— Две минуты. Если через сто двадцать секунд я не услышу конкретных предложений, у тебя больше не будет возможности позвонить. Придётся ехать сюда лично, а я ещё подумаю, давать ли разрешение. Будешь через полицию к нам в Квадрат прорываться.
— Я навёл справки и о тебе, и о твоей семье. О состоянии ваших дел.
— Получилось?
— Было непросто в эти сроки, но у
