Руны огненных птиц - Анна Ёрм
Некоторым на полу было тесно, и двойка молодых ребят взобралась на стол, танцуя и хватая друг друга под локти. Иголка, хохоча, забралась к ним, и парни подхватили её под руки. Они танцевали, высоко вскидывая ноги. Стол трясся под их босыми ступнями. Иголка визжала от удовольствия, наверняка радуясь тому, что никто из её братьев не наблюдал это представление. Ситрик смотрел на танцующих и улыбался, поражаясь их счастливой дурости. Сам бы он так не смог.
Руки его уж устали колдовать музыку над инструментом, но танцы всё не прекращались. Не выдержав, Ситрик выдал последний громкий и ломкий звук и опустил руку, потряхивая ею. Флейтист, улыбаясь, отнял от губ дудку, тяжело дыша, а старик с лирой, давно окончивший игру, неспешно тянул из рога пиво. Танцоры остановились и принялись хлопать в ладоши.
– Играй ещё! – кричали одни.
– Да дайте перевести дух! – стонали другие.
В доме стало жарко от дыхания и танцев. Отложив смычок, Ситрик откинул волосы с потного лба, отпил из своей кружки ещё холодного пива.
– Фу, пиво! – сказала Иголка, пристраиваясь рядом. Догадливая, она где-то раздобыла полный кувшин воды и с готовностью протянула его Ситрику.
Старый музыкант, положив на стол свой опустошённый рог, принялся играть что-то грустное и тихое. Флейтист молчал, зная, что его громкий инструмент перебьёт робкий и прекрасный тон лиры. Ситрик прислушался к музыке, думая, сможет ли он подыграть, но только тронул он смычком белые струны, как Иголка поднялась и стала рядом с ним с хитрой улыбкой.
– Если бы не эта говорливая дева на твоих коленях, я бы пригласила тебя танцевать, – произнесла она.
– Прости, я занят, – ответил Ситрик с той же улыбкой.
Иголка не обиделась, коротко хохотнула и тут же исчезла в толпе танцующих, где собирался хоровод. Вскоре на её голове уж красовался венок из омелы, который она сорвала со стены.
Ситрик отложил инструмент, решив выйти во двор. Мороз объял его тело, целуя в разгорячённые щёки. Изо рта вырвались клубы пара. Ситрик поднял голову и увидел, что всё небо было разукрашено зелёными огненными, сияющими лентами, куда более яркими и смелыми, нежели те, что пытались поселиться меж звёзд вчера. От сияния было светло, точно несколько полных лун взошли на небо. Однако с восхода уже наползали тёмные густые тучи, полнящиеся снежными вихрями и злобой зимней госпожи.
– Красота, – протянул Холь и вспрыгнул на крышу. – Иногда я забываю, почему вообще оказался в этой северной глуши. А потом вижу сияние, и всё мне снова становится ясно. Вряд ли я увидел его, если бы остался у альвов.
Последние слова он произнёс с тихой горечью, которую пытался скрыть, но она не утаилась от Ситрика.
– Наверняка в тех местах, где ты бывал прежде, тоже есть свои красоты.
– Есть, конечно, – фыркнул Холь, встрепенувшись. – Знаешь, в последние дни всё меня тянет куда-то, как будто домой. Только я не знаю, где он, мой дом. Сегодня я скажу, что дом мой в Ве, потому что здесь я сплю и здесь вижу северное сияние. Но что я решу завтра?..
– Мне тоже хочется домой, – признался Ситрик. – Я так давно не видел матушку. Наверняка она считает, что я сгинул. Не хочу, чтобы она так думала…
– Ну и разговор у нас, – небрежно рассмеялась огненная птица. – И при этом я не выпил ни капли пива!
Когда Ситрик вернулся в дом, то обнаружил, что столы вернули на место и служанки вновь хлопотали, расставляя новые яства. Иголка смешно уселась на скамейку, широко расставив ноги, чтобы занять место им обоим. Увидев Ситрика, она заулыбалась, а потом зевнула – её слегка клонило в сон. Время было позднее.
– Там красивое сияние, – сообщил Ситрик, ссаживая Холя на стол. Тот вытащил из общей миски кусок мяса и принялся разрывать его. – Больше и шире, чем вчера.
– Ух ты! Хочу посмотреть, – произнесла Иголка, но, судя по тому, с каким рвением она уплетала бараньи рёбрышки в сыворотке с кислой капустой, смотреть в свою миску ей было куда интереснее.
После снова пили, но больше не танцевали – пели и слушали. Старик-музыкант рассказывал про высоких жителей гор и про могучего сына Гримнира, отправившегося на рыбалку вместе с хитрецом. Иголка, набив живот, слушала музыканта вполуха, подперев рукой голову. Голос у старика был убаюкивающий, но Ситрик сидел в волнении, ожидая, вдруг ему представится случай тоже что-то рассказать. Он верил, что его речи будут куда интереснее речей музыканта. Ситрик посматривал на ярла, о чём-то перешёптывающегося со своими хускарлами, да на прочих людей. Пьяные лица гостей стали грустны от слов музыканта, хотя тот рассказывал весьма весёлую историю.
Вот бы примерить на себя шкуру скальда!
Но Ситрик до последнего не понимал, сможет ли он побороть свою робость, а потому сидел, вытянувшись словно струнка, и слушал биение своего взволнованного сердца.
Вдруг Иголка толкнула его в плечо. Парень встрепенулся. Пальцы её скользнули по его руке и тронули ладонь. Кожа её была холодна, как лёд, несмотря на духоту в доме.
– Пошли наружу, – тихо сказала она. – Тут скучно.
Ситрик, одновременно расстроенный и радостный от того, что не доведётся испытать ему себя в качестве скальда, кивнул. Он подставил руку Холю, усаживая того себе на плечо. Они украдкой встали из-за стола и пошли к дверям. Ситрик подхватил с пола свою куртку, вытащив из её рукава шапку и шарф. Иголка же даже не потянулась за своим платочком.
– Ты не замёрзнешь?
– Нет, – ответила Иголка.
Они вышли во двор. Девица постояла немного, глубоко вдыхая морозный воздух. Сияние скрылось за тучами. Медленно падал густой снег, скрывая весь мир.
– Свежо, – прошептала она, подставив лицо снегу, и уголки её губ дрогнули в улыбке. Сонливость наконец спала с её плеч тяжёлым плащом. – Хочешь, я покажу тебе другой путь до дома колдуна? Услышала тут от мужчин за столом…
– Ты не боишься идти куда-то ночью?
– Нет, – произнесла Иголка, поправляя венок на голове. – Тут не так уж и далеко.
Ситрик нахмурился: это было совершенно непохоже на Иду. Может, пока он не видел, она отпила из чужой
