За последним порогом. Цена жизни. Книга 2 - Андрей Стоев
– Что, я полагаю, столь же заметно увеличило вашу прибыль? – усмехнулся герцог.
– Наша норма прибыли в этом контракте совсем невелика, – пожал я плечами. – Аудиторы князя полностью контролируют наши расходы. Они утверждают отпускную цену на основании данных о себестоимости.
– Однако! – поразился Оттон. – И вас устраивает подобный контроль?
– Не особенно, – признался я. – Но мне приходится с этим мириться.
Приходится, конечно. А если я вдруг не захочу с этим мириться, то конкуренты просто собьют друг друга с ног в попытках перехватить у меня этот контракт. Прибыль с каждого бронехода не так велика, но количество решает – впрочем, эти соображения я не стал высказывать.
– Однако! – повторил герцог. – Похоже, князь Яромир держит своих промышленников в строгости. Сказать по чести, не уверен, что у меня получилось бы установить у себя подобные правила для государственных подрядов.
Я скромно потупил глаза, ничего не отвечая. Герцог просто с ходу не оценил объём контракта, но потом обязательно подумает на эту тему, и до него непременно дойдёт, в чём здесь фокус – а именно, что князь экономит огромную сумму, отдавая очень большой контракт монопольному производителю в обмен на сниженную норму прибыли. А может, и сам возьмёт этот приём на вооружение, если у него найдётся действительно большой контракт.
– То есть получается, что вы уже полностью перевооружили самые важные части, и войско княжество стало практически непобедимым? – герцог испытующе посмотрел на меня.
Если бы вот это насчёт непобедимости серьёзно заявил кто-нибудь другой, то я бы, пожалуй, счёл его дураком. Однако герцог Баварский дураком ни в коем случае не был, и в данном случае он, похоже, просто решил проверить, не дурак ли я.
– Полагаю, вы сейчас просто пошутили, ваше высочество, – засмеялся я. – Хорошая техника – это, конечно, замечательно, но в реальной войне техника, увы, значит не так уж много. Гораздо важнее моральный дух войск.
– Не могу не согласиться с вами, господин Кеннер, – кивнул он. – Но всё же я не стал бы недооценивать значение технического превосходства. Которое, кстати говоря, весьма положительно влияет на моральный дух.
– И какового морального духа изначально не было у того отребья, которое император зачем-то разместил у наших границ под видом войска, – с усмешкой заметил я.
– Кхм, – герцог немного растерялся от неожиданности. – Даже император вынужден порой выполнять чужие решения, но выполнять их можно по-разному.
Какое интересное заявление! Похоже, Оттон действительно растерялся от внезапного поворота разговора – вряд ли он высказался бы настолько откровенно в нормальном состоянии.
– Вы, случайно, не имеете в виду старого императора, ваше высочество? – небрежным тоном осведомился я.
– О нет, ни в коем случае, – усмехнулся он. – Дитрих – любящий сын, но решения он принимает всегда сам. Тем более, он прекрасно знает о главной проблеме Конрада.
Я вопросительно посмотрел на него, и он понял мой невысказанный вопрос.
– Конрад мог бы стать поистине великим императором, но ему всегда чего-то чуть-чуть недоставало. Все его действия были правильными и необходимыми, но он каждый раз не учитывал какую-то маленькую деталь, которая превращала победу в поражение. Примеров этому хватает. Племянник об этом прекрасно знает, и к советам отца относится с большой осторожностью. То, что Конрад горячо поддержал идею помериться силами с княжеством, только добавило Дитриху сомнений.
– Кстати, есть же ещё и императрица Мария, – напомнил я. – Её величество неплохо изображает глупую девочку, не интересующуюся политикой, но она явно играет намного более значительную роль, чем пытается показать.
– Мария Штирийская, безусловно, весьма разумная особа, и ни в коем случае не глупая девочка. Но с чего вы взяли, что она играет какую-то роль в политике?
– Она прекрасно умеет прятать эмоции, – объяснил я, – но сильный эмпат всё же способен уловить какие-то отголоски. Так вот, она показала интерес к таким вопросам, которые её вообще не могли интересовать.
– То есть вы заявляете, что являетесь сильным эмпатом? – герцог даже остановился и, нахмурившись, пристально посмотрел на меня.
– А вы разве не знали? – удивился я. – Это, вообще-то, широко известный факт. В таком случае прошу прощения – если бы у меня было хоть малейшее подозрение, что вам это неизвестно, то я предупредил бы вас сразу.
– В самом деле предупредили бы? – с сомнением переспросил он.
– Разумеется, – уверенно подтвердил я. – Хотя формально эмпат не обязан кого-то предупреждать, этого требуют принятые у нас правила хорошего тона. Тайно пользоваться этой способностью считается недостойным, и с подобными людьми быстро перестают общаться.
– Пожалуй, этого и следует ожидать, – согласился он. – Никто не любит людей, пытающихся вынюхать что-то тайком.
Мы двинулись дальше вдоль стоящих по бокам от прохода бронеходов в разной степени готовности, временами давая дорогу электрокарам, доставляющим узлы к сборочным платформам.
– И какие же мысли вы прочитали у меня, господин Кеннер? – поинтересовался он.
– Ну какие ещё мысли, ваше высочество? – страдальчески сморщился я. – Эмпаты не читают мысли. Я могу ощутить чувства собеседника, особенно яркие. Но вы всегда довольно успешно прячете эмоции, именно поэтому у меня и не возникло никаких подозрений, что вы можете не знать о моей эмпатии.
– Но что-то же вы узнали? – настаивал он.
– Совсем немного, и ничего действительного важного, – пожал я плечами. – В частности, я понял, что вам эти игры императора с княжеством совсем не нравятся. А вот император, кстати говоря, весьма охотно в эти игры играет.
Герцог молчал. Он долго шёл молча, и когда я уже начал думать, что разговор окончен, он вдруг с ясно ощущаемой неохотой сказал:
– Видите ли, господин Кеннер, иногда политик просто вынужден делать что-то такое, что ему не нравится. Политика – довольно грязное занятие, и хочешь ты того или нет, но делаешь то, что приходится делать. Однако хороший политик даже здесь находит способ извлечь из этого выгоду для себя. А по-настоящему хороший политик способен даже в такой ситуации перевернуть стол и раздать карты по-своему. Так вот, мой племянник Дитрих – очень хороший политик.
⁂
– Здравствуйте, Милана, – поздоровался я, привычно открывая дверь в лаборантскую, откуда доносился умопомрачительный запах горячих плюшек, ванили, и не знаю чего ещё.
Милана с улыбкой кивнула мне, на секунду оторвавшись от разливания чая, и я внезапно осознал, что она не одна.
– Здравствуйте, госпожа, – поклонился я. – Очень рад вас видеть. Вас так давно не было, и я уже начал бояться, что мы вам надоели.
– Пока не надоели, – фыркнула Морена, слегка улыбнувшись.
Она, как всегда, была в хорошем расположении духа. Впрочем, вполне ожидаемо – вряд ли она захотела бы прийти на посиделки с нами, будь она не в настроении.
– А знаете, Милана, – заметил я, усаживаясь и придвигая к себе чистую чашку, – по-моему, что-то в вас изменилось. Мне кажется или вы стали заметно сильнее?
– Скорее всего, вы просто стали чувствительнее, – покачала головой она.
– Оба, – коротко сказала Морена.
– Госпожа? – вопросительно посмотрела на неё Милана.
– И то и то, – объяснила она. – Ты стала сильнее, а Кеннер стал лучше чувствовать. И тоже стал заметно сильнее, кстати.
– Вот как? – заинтересовалась Милана. – А у вас ведь совсем скоро аттестация, Кеннер? На какой ранг будете заявляться?
– Анна Максакова намекала на девятый, но я предпочёл ограничиться восьмым. Девятый ранг добавит нам ещё один голос в Совете Лучших, и я решил с этим не торопиться. Пусть люди немного привыкнут к такой перспективе.
– Ваш девятый ранг не даст вам ещё одного голоса, – резонно указала Милана. – Вы его получите только в том случае, если на девятый ранг аттестуется ваша жена.
– Я не могу приказать ей занизить ранг, а сам при этом аттестоваться на девятый, – покачал головой я. – Пусть для неё не будет никаких заметных проблем от заниженного ранга, но мне на её месте в подобной ситуации было бы немного обидно. Наши отношения, конечно, такое легко выдержат,
