Элеонора Августа - Борис Вячеславович Конофальский
– Господин генерал, люди мои, как и все остальные в войске, вас весьма уважают, для них вы Длань Господня, сам сегодня слышал это ваше прозвище среди своих солдат, но все устали, тяжелейший марш, а затем тяжелый бой, весь день на страшной жаре до самой ночи. Дозвольте людям отдых, один день без доспехов, и не в строю, они хоть помоются в реке, попьют пива.
– На всех в этом захудалом городишке пива не хватит, – отвечал кавалер, – город грабить не дам, а то вас потом опять не собрать будет. – Он недолго помолчал. – Ладно, один день, господа, один день! Завтра до зари чтобы построены были в колонны.
Офицеры ушли, чтобы сообщить своим подчиненным радостную весть: генерал дает один день на мытье и отдых.
Позавтракав, кавалер пошел к раненым и поговорил с господином Фейлингом. Тому арбалетный болт пробил правую икру. Нога у молодого человека была завернута в тряпки. Он был бледен, но при виде генерала крепился, хорохорился, мол, он человек бывалый и мужественный и все ему нипочем.
– Коли не случится жара или еще чего всякого, так будет хорошо, – уклончиво говорил немолодой лекарь.
Лекари никогда не говорят наверняка, вечно вокруг да около да «может быть» и «может статься». Волков не поленился, велел размотать тряпки, взглянул на рану. Рана зашита, вокруг не очень красна.
– Буду молиться за вас, – пообещал он Фейлингу. – По опыту, а он у меня немалый, скажу, что пока все неплохо с вашей ногой. Крепитесь, друг мой.
Генерал ушел от раненых, не забыв поддержать их всех словом. Офицеры его занимались осмотром захваченного обоза, и Волков велел Гюнтеру сделать ванну, а пока позвал капитана Дорфуса и снова сел с ним за карту. Но никаких новых мыслей ни ему, ни капитану в голову не приходило. После того как он избавился от угрозы с запада, перед ним опять замаячил вопрос, который они с Дорфусом уже не раз обсуждали: Арвен или Мюлибах? Куда ему идти после?
Но вот что удивляло: к нему до сих пор не приходил никто из горожан. То ли беспечны, то ли глупы, то ли заносчивы.
Кавалер послал в город господ Румениге, Хенрика и десяток своих гвардейцев найти бургомистра или кто у них там старший будет. В это время Гюнтер нагрел принесенную из реки ледяную воду, и генерал принял ванну. Он сидел на солнышке в теплой воде, со стаканом вина в руке и тарелкой сыра, что стояла рядом, на маленьком столике, когда к нему приволокли старика с разбитым лицом.
– Это кто его? – спросил кавалер.
– Уж извините, генерал, то я не сдержался, – отвечал Хенрик. – Нестерпим был старый дурак, в лае своем неуемен.
– Насилу удержал его, – негромко сказал сержант Франк, подходя ближе к генералу. – Старик глуп и зол, а господа стали яриться от этого.
Волкову понравилось, что грубый и скорый на расправу сержант на сей раз выступил примирителем.
– Ты молодец. Правильно сделал. – Кавалер поверх стакана посмотрел на старика и спросил его: – Так за что же вас избили, горожанин?
– За то, что сказал правду этим псам, – высокомерно отвечал старый человек разбитыми губами.
– И в чем же твоя правда, старик? – Волков стал злиться на горожанина за то, что тот начал разговор с ругани. Так не пристало вести дела.
– В том, что вы псы поганые и смрадные, а ты из всех псов самый смрадный, – стал говорить брань старик и продолжал, в каждое слово вкладывая свою ненависть и кривясь в презрении: – Рыцарь Божий! Смрадный пес сатаны, цепной пес пса-папы, вот ты кто.
– А он правда бургомистр? – спросил кавалер у Хенрика на сей раз уже спокойнее, кавалер уже знал, что будет делать, а когда он это понимал, так и злиться переставал.
– Так нам сказали, – отвечал молодой господин.
– Плохой из тебя бургомистр, старый ты дурак, – говорил старику кавалер, – за дерзость твою сожгу я город, что тебе доверился. От большого ли ума ты свой лай затеял?
– Сожги, демон папский, то во власти твоей! – гордо отвечал бургомистр. – Мы новый отстроим, ибо с нами Господь, а не с тобой.
– Да-да, слышал я от вас, еретиков, уже это. – Волков махнул рукой. – Только вот Господь пока мне победы дарует, а не вам.
– Раньше, во все века, мы вас били и впредь станем, не бывать дьяволу поверх праведных! Я сам, пока в силах был, вас, свиней, резал, и на юге, и в других землях. И впредь мы будем вас бить.
Волков чуть из ванны после таких слов не выскочил.
– Нет, более не будете. Ибо косны вы и глупы. Не видите, что не в силах вы более. Бил я вас и бить буду, потому что время ваше проходит. Дальше будут в поле пушки царствовать, мушкеты, а не ваши баталии, не пики и не алебарды. Но то для вас секрет, и об этом секрете ты, еретик, никому ничего не расскажешь, так как сдохнешь сегодня. Сержант! Найди охотников, пусть повесят старого ублюдка. Обещай за это талер.
– Я сам его вздерну, господин, – отвечал сержант Франк.
Он схватил старика за худую шею, поволок прочь, а Волков его остановил:
– Стой, сержант!
Сержант Франк остановился.
– Ты этого уже не увидишь, старый дурак, но город твой сегодня сгорит, имущество ваше разграбят, а все ваши бабы будут, к радости моих людей, взяты, и не раз, помирай с мыслью об этом, бургомистр.
Старик что-то хотел крикнуть ему в ответ, но сержант Франк тяжеленной рукой старого солдата врезал ему так, что у того и зубы вон. И приговаривал при том:
– Заткнись, еретик, молился бы лучше своему сатане перед смертью, а не лаялся с господином генералом.
Старика он тут же повесил на берегу реки, а город сжечь Волкову не пришлось: едва прознали жители, что свирепый фон Эшбахт их бургомистра повесил, так послали к нему делегацию. Делегацию генерал принял и, так как зол был на горожан за дерзости бургомистра, потребовал выкупа за город большой, а времени на то дал мало.
– Городишка ваш мал, но весьма глуп, раз выбрали такого безмозглого бургомистра. Возьму с вас за то двадцать тысяч монет чеканки земли Ребенрее. И принесите мне их до заката солнца, иначе скажу людям своим, чтобы сами у вас серебришко поискали.
Повздыхали граждане города, но делать нечего. До заката солнца на телеге привезли ему мешки с монетами.
Это хорошо, что Волков согласился дать солдатам день отдыха. Генерал мешки принял, а у
