Алла Гореликова - Корунд и саламандра

— Святой Карел, принц Валерий и Подземелье, — задумчиво говорит пресветлый. — Когда я был мальчишкой, мне тоже нравилось это сказание. Но какой с него прок в войне за души?

— Прок будет… Мы узнаем правду, брат мой. Но из всей той правды, что мы узнаем, Капитулу нужно одно. Доказать, что король Анри Лютый — и никто иной! — в ответе за все бедствия Смутных времен!

— Ну, так оно, скорее всего, и было, — пожимает плечами пресветлый. — Иначе некоторые подробности сказания становятся попросту бессмысленными. Но что нам в вине Анри Лютого?

— Пресветлый, право же, не стоит пытаться объять одним умом столь великую задачу. Выполните свою часть ее, и благодарность Светлейшего Капитула будет достойной наградой за верность Святой Церкви. — Посланец выдерживает многозначительную паузу и улыбается. — А как свершится остальное — не наша с тобой забота, брат мой.

Мимолетный сон уходит, оставляя меня в потрясенном оцепенении.

Что ж это, смятенно думаю я, как понять, как поверить?! Пресветлый отец предстоятель, просветленный Господом, — и мирские интриги? Капитул Светлейший — и власть земная? Провозвестники Света Господня — и ложь?! Как, почему?!

Та часть меня, что еще помнила мирские законы и злобу людскую, кричит: затаись! Не видел, не знаешь, не твое дело! Не путайся в дела сильных — растопчут! Другая же часть, та, что узрела Свет Господень и тянулась к нему, шепчет испуганно — покайся. Чего-то ты не понял, да ты и не мог понять, ибо кто ты и кто они? Просветленные, Предстоящие — и послушник, смиряться должный… Твоего ли ума дело? Покайся, прими епитимью заслуженную за дерзкие сомнения — и забудь… Нет, кричит мирская память, не смей, нельзя! Узнавший ненароком чужую опасную тайну не по земле твердой ходит — по топи болотной!

В этом смятенном раздвоении и застает меня брат Серж. И, не в силах выбрать меж послушанием и осторожностью, я рассказываю все ему. Все. Включая и сомнения свои. Наставь на путь истинный, брат. Как скажешь ты, так и сделаю.

— Господи, Анже! Да с чего ты вообще так разволновался?! Ну, решил Светлейший Капитул подмять короля под Церковь, ну и что? Сам же короля грозным назвал! Так, может, Церковь грозный нрав смягчит. Ты здесь в тепле, сытости и безопасности, и оставь короля его судьбе. Одна власть стоит другой.

Он прав, конечно, прав. Разве не отец предстоятель привел меня сюда, укрыв от мира? Разве не одно лишь добро вижу я от него? Так и говорю я брату Сержу, и благодарю, что укрепил он меня в мысли о покаянии.

— Каяться? — переспрашивает Серж. — Не слишком ли строг ты к себе, друг Анже? Делай свое дело, как прежде делал, вот и все.

— Так ведь исповедь завтра, — напоминаю я брату Сержу.

— Исповедь? — повторяет он. — Да, исповедь… Ох, Анже! Ладно, раз совесть твоя так велит тебе, кайся. Но тогда уж кайся так, чтобы и сам Нечистый не усомнился в твоей верности Святой Церкви! Ты понял, друг Анже?

И я каюсь, с радостью принимаю наложенную пресветлым епитимью и провожу неделю в молитвенном бдении, дабы напомнить себе о смирении. И укрепляюсь в мысли служить Святой Церкви, хоть и грызет меня временами сомнение — достойны ли Света Господня поиски мирской власти? Вразуми, Господи! — молю я. И, словно в ответ, слышатся мне вновь и вновь слова брата Сержа: «Одна власть стоит другой». Но я не знаю, как истолковать их.

Однако неделя молитвенного бдения — тяжкий труд и испытание суровое. С каждым днем все меньше одолевает меня искушение думать и сомневаться. Смирение и послушание… день на коленях пред Господом, ночь — на полу часовни ничком, а после утрени — чаша воды и корка хлеба, и короткая прогулка по нужде. Смирение. Послушание. Я чувствую, только они и остаются во мне. И когда по окончании епитимьи пресветлый благословляет меня, я принимаю благословение с легким сердцем.

Серж качает головой, встречая меня у дверей часовни. И весь путь до кельи идет так, словно готов в любой миг подхватить меня. И говорит после:

— Что ж, Анже… по мне, могло и хуже обернуться. И под сенью Господа случается, знаешь ли, ходить по лезвию кинжала.

КОРОЛЕВСКАЯ СЛУЖБА

Отец предстоятель готов к отъезду. Ждет у ворот запряженный четвериком просторный возок, ждут брат кучер, брат секретарь и два десятка стражи. Путь до Ич-Тойвина не близок, и по местам, где всякое случается. Пресветлый отправляется на Светлейший Капитул за два месяца с лишним до начала его. И кто, кроме Господа, знает, когда вернется он в монастырь? Может, к концу лета, может, к началу зимы…

Я жду, что скажет он мне. Какими словами напутствует… да и сочтет ли достойным напутствия отеческого?

Счел.

Брат Серж приводит меня в его кабинет.

— Садись, Анже, — кивает мне пресветлый.

Я сажусь… Тот самый стул и ясеневый стол… лучше б я тогда подождал Сержа стоя!

— Король просил тебя заняться нашими соседями, — говорит пресветлый. — Что есть у тебя еще, Анже? Брошка Юлии, амулет Валерия, гномий нож брата Сержа — и все?

— Все, пресветлый, — отвечаю я.

— Что ж, как знать… возможно, им есть еще что сказать нам о святом Кареле, Анже. И, уж точно, с их помощью ты сможешь выполнить пожелание нашего короля. Займись этим. — Пресветлый усмехается. — Коль и впрямь призовет тебя король, тебе хоть будет что рассказать ему.

Скажу честно, я обрадовался. Пророчество Каменного Оракула… Пожалуй, нож Сержа расскажет нам о принце Кареле все, что, в самом деле, важно. А может, и Валерий носил королевский амулет еще до того, как стал королем. Почему нет? Родовые амулеты часто переходят от отца к сыну (или от матери к дочке) не после смерти родителя, а в день, когда ребенку исполнится годик. Пресветлый прав, у нас есть надежда узнать что-нибудь о святом Кареле и принце Валерии, что-то о тех днях, когда они встретились. Но… брошка Юлии, вот что манит меня. Я поспешно склоняю голову, пытаясь скрыть радость подобающим смирением.

— Ох, Анже! — Пресветлый укоризненно качает головой. — До чего ж похож ты на любопытную кумушку! Юлия и Ожье! Что ж, тем приятнее будет тебе выполнять приказ короля. Ну, Анже, не красней! Прав наш король, нельзя знать заранее, чему и как поможет знание прошлого. Брат библиотекарь будет отныне записывать все, что ты узнаешь, Анже, относится оно к Карелу и Валерию или нет.

Провалиться бы сквозь землю… сквозь пол, прямо в келью свою… и — работать!

— Благословите, отец.

— Чуть позже. — В голосе отца предстоятеля мне слышится непонятное предвкушение. — Я припас подарок для тебя. Погляди, Анже. Узнаешь?