Стефан Петручо - Дэдпул. Лапы
Когда я поворачиваюсь к нему, он всё ещё в шоке на меня таращится.
– Я не вовремя, говоришь? Так вот чем ты занят!
Я бью его в живот. Пресс у него крепкий, накачанный – наверное, сказались тренировки, – так что нет нужды сдерживаться.
– А как тебе это? – хук справа в челюсть.
– Скажешь, тоже не вовремя? – хук слева в подбородок.
Остатки латекса и искусственных волос сползают прочь. Передо мной не пенсионер, а здоровяк в самом расцвете сил. Но даже это не объясняет, почему он не падает после шестого удара. Потом я понимаю, что специально бил его под таким углом, чтобы он удержался на ногах. Видимо, даже моему подсознательному он противен.
Я на секунду прерываюсь. Карстон падает на пол.
Он пытается уползти. Его голос, даже искажённый болью, звучит на редкость брутально:
– Ты не знаешь, каково это!
Я кричу ему прямо в ухо:
– Сбивать щенков вместо кеглей? Не знаю и знать не хочу!
– Я не делал им больно!
Я напоминаю себе, что у всякой медали две стороны, и для разрядки пинаю его в бок.
– Ты связывал их, пропускал через пинсеттер и сшибал семикилограммовым шаром! Думаешь, это не больно?
– Я… я думал, им нравится!
Я сгребаю его за шиворот и поднимаю, чтобы мы оказались лицом к лицу:
– Нравится? Нравится?! Давай-ка я проделаю с тобой то же самое и посмотрю, как ты запоёшь!
– Ладно, ладно! Может, им и правда не нравилось. Но, клянусь, я не делал им больно… очень больно.
Я заношу руку для нового удара. Он поднимает руки и умоляет:
– Пожалуйста, не надо! Неужели у тебя никогда не было чувства, что ты обязательно должен что-то сделать, даже если все сочтут тебя психом?
Я прищуриваюсь:
– Убить подонка забавы ради, например?
– Ну… э-э-э… например, так, если угодно. Поверь мне, я не всегда таким был. – В глазах у него стоят слёзы. – Я был чемпионом, играл в серьёзных лигах. У меня было полно денег и трофеев, а ко всему этому прилагалась невеста. В тот вечер я был в одном фрейме от абсолютной победы. Я уже замахнулся, когда щенок какого-то мальчишки, который праздновал в том же клубе свой день рождения, выскочил прямо на дорожку. Я видел, что он бежит ко мне, но я уже стоял на старте. Мне не хотелось заново целиться, и я решил, что щенок увидит шар и отскочит в сторону, но потом… потом…
Он закрывает глаза и вешает голову.
– Меня вышибли из лиги. Девушка ушла от меня к футболисту. Я стал изгоем. Да, конечно, я пытался начать жизнь заново. И мне даже казалось, что у меня получилось. Но потом в один прекрасный день я запустил камнем в белку – и ни с того ни с сего почувствовал себя лучше. Вся боль, которая терзала меня, на время отступила. Но потом она вернулась, ещё сильнее, чем прежде, и я понял, как могу от неё избавиться.
– Ах ты бедняжка! – я отвешиваю ему ещё несколько тумаков, но вовремя останавливаюсь, не давая ему потерять сознание. – Один вопрос. Почему ты косишь под старика?
Весь в синяках, с выбитыми зубами, он, дрожа, пожимает плечами:
– Да не знаю, нравится просто.
Ну что ж, не мне осуждать людей за их имидж. Но щенки – это другое дело. Я поднимаю его, держа за халат, окончательно разбиваю ему лицо и отшвыриваю – с таким расчётом, чтобы он пролетел несколько метров, прежде чем упасть.
Я размышляю, как бы продолжить нашу милую беседу, как вдруг слышу за спиной какой-то шум. Вот чёрт! Я думал, что раскурочил пинсеттер, но он всё ещё работает. Всё это время, пока я забавлялся, бедные щеночки были в опасности!
– Быстро говори, как вырубить ток!
Крастон указывает на электрощиток. Я переключаю тумблер, и свет в подвале гаснет – но шум продолжается.
– Это должно было сработать, клянусь!
Шум становится громче. Настолько, что теперь уже очевидно: его источник – вовсе не машина. Это один из щеночков-кеглей, прелестный маленький бигль, наполовину зажатый в пинсеттере. Он топочет лапами по дорожке, как будто весит минимум тонну. Потом он падает и катится к нам, словно пушистая кегля. Ремни, которые придают ему форму кегли, лопаются один за другим, по мере того как щенок увеличивается в размерах.
Наконец он освобождается и встаёт на четыре лапы. Он до сих пор выглядит почти как настоящая собака, но злобный блеск в глазах его выдает. Будущий монстр встаёт на задние лапы, словно просит подачки. Лапы превращаются в ноги, совершенно не собачьи на вид. Из передних лап вырываются четырёхпалые руки. Грудь расширяется, рёбра трещат, не выдерживая напора. Висячие уши заостряются, как у гоблина. Морда, отмеченная всеми признаками благородной породы, вдохновившей создателя Снупи, пульсирует и превращается в пародию на свиное рыло. На лбу вырастают рога – они не очень большие, но из-за больших чёрных отметин бросаются в глаза.
Вы спросите, какого он цвета? Пара оттенков зелёного плюс чёрная маска вокруг глаз, как у енота.
Низкий потолок подвала не даёт монстру выпрямиться во весь свой пятиметровый рост, но он пытается. Корчась и выгибаясь, он издаёт глухой крик, в котором слышны отголоски космической бездны:
– Я Груто, пришелец из ниоткуда!
Из ниоткуда? Ну нет, этого я так не оставлю.
– Это какая-то отсылка к битникам? Или к песне «Битлз» – человек из ниоткуда, все дела?
Громила озирается с неподдельным удивлением.
– Где я? Как я сюда попал? Почему я ничего не помню?
Эгей, я знаю, каково это – прийти в себя посреди дорожки для боулинга, с трудом связывая слова. Я словно в зеркало гляжусь. Но сейчас не время для самоанализа.
Крастон ползёт к двери, надеясь смыться под шумок. Пытки – моё больное место: палачи в моей картине мира заслуживают самого строгого наказания. Так что я указываю на него:
– Эй, Груто! Я знаю, как ты тут оказался! Это всё он! Тот парень, который сейчас стоит на коленях и готовится обмочить штаны! Это он тебя сюда притащил!
Груто поворачивает голову в сторону спортсмена. Раздувает ноздри, как огромный бык в маске енота.
– Я… голодный!
– Нет, пожалуйста! Не надо! – Крастон ускоряется и выползает в коридор.
Я отодвигаюсь, чтобы уступить Груто дорогу, но ему далеко не с первого раза удаётся протиснуться в дверь. Когда он наконец справляется, Крастона уже и след простыл. Видимо, он спрятался где-то в подвале – огромном, полном самого разнообразного хлама: старые весы, сундук, манекен, сломанная птичья клетка, доска-уиджа для вызова духов – в общем, вы поняли.
Бедный Груто. Глядя на то, как он сиротливо бродит туда-сюда, нерешительно отпихивая с дороги всякий хлам, я понимаю, что он не большой мастер игры в прятки. Значит, действовать придётся мне. Единственный путь наружу – это лестница, а я не слышал, чтобы кто-то по ней взбирался, значит, Крастон до сих пор где-то здесь. Хм.
