Александр Бушков - Чужой среди чужих
– Тьфу ты, – с некоторой даже скукой сказал капитан Зо, разглядывая остатки твари из мешка. Сварог пригляделся. После атаки Блая понять, кто это, было невозможно, но он уверился, что таких бестий ему пока встречать не приходилось: крупная, больше варана, ящерица с крыльями, как у летучей мыши, и вылупленными зенками, рыбья чешуя, тонкие лапы с тремя длинными пальцами, увенчанными изогнутыми когтями, пасть щерится двумя беспорядочными рядами кривых, разной длины зубов. Короче говоря, помесь неизвестно чего неизвестно с чем… – василиск. Ничего интересного, тем более необычного. А говорили, василиски окончательно перевелись.
– Он что, убивает взглядом? – спросил Сварог.
– Да нет, бабья болтовня. Но парализует качественно. Мы провалялись бы достаточно долго, чтобы этот скот успел связать всех, как цыплят на продажу, и радостно бежать за подмогой…
– Интересно, правду он болтал насчет Фиортена? – мрачно спросил боцман Блай.
– Врал, конечно. И насчет осады, и насчет трех сотен. Видишь ты где-нибудь следы большого отряда? То-то. И коням, и людям нужно жрать. Слишком много овса и припасов пришлось бы с собой тащить. А путь из Харлана неблизкий. Нет, я охотно верю, что харланская конница сшивается где-то в Пограничье, но на сотни ей счет не идет. Несколько десятков. А у такого отряда кишка тонка осадить Фиортен. Либо они торчат у Храма Ашореми, либо рыщут ниже по реке. Басс дело знает. А этот был дурак. Сразу нужно было выпускать эту тварь из мешка, а не разговоры разговаривать. Хотя приятели его могут поумнее оказаться. Так что – всем быть начеку… Ладно, закопайте все это поодаль от дороги и поторопимся.
Часа полтора они неслись то галопом, то размашистой рысью. Когда по обе стороны дороги появились поля и необозримые виноградники, солнце уже скрылось за горизонтом, и они еще долго ехали меж бесчисленных рядов увитых лозой подпорок, поднимавшихся в гору. Кони начали стричь ушами и радостно пофыркивать, без понукания ускоряя бег: чуяли близость жилья. Сварог и сам явственно почуял запах дыма.
Капитан Зо остановил коня на перевале, обернулся к своему отряду:
– Вот вам и Фиортен и, что характерно, никаких харланцев вокруг.
Сварог подъехал к нему. Да, чтобы взять деревню, пришлось бы повозиться. Окруженные высокой каменной стеной, в низине меж гор стояло несколько сот крепких каменных домов под черепичными крышами, от которых поднимались многочисленные дымки. Деревья, сады и огороды, амбары, в середине – круглая большая площадь. На ней горели огромные костры, и на фоне высокого желтого пламени мелькали в танце вереницы взявшихся за руки фигурок.
– Ваш старый капитан снова на высоте, – сказал Зо. – Чтобы совместить приятное с полезным, я рассчитывал подгадать к празднику, так оно и оказалось. Мы среди друзей, в полной безопасности, так что можете поразвлечься. Но смотрите у меня, в меру. Неплохое место, лорд Сварог. Деревня богатая, фригольдерская, а при переселении они лишились бы всех вольностей, вот и решили остаться…
Тяжелые дубовые ворота распахнулись для них беспрепятственно, едва караульные перекинулись парой слов с капитаном Зо. Лошадей они оставили в конюшне у ворот, там же сложили и большую часть оружия, но когда Сварог собирался снять меч, капитан перехватил его руку:
– Милорд, в этих краях меч всегда держат при себе. Даже ложась спать в собственном доме, к постели прислоняют…
Позже, когда они всей гурьбой вышли на площадь, Сварог убедился, что с оружием здесь и в самом деле не расстаются – и у пляшущих вокруг костров, и у тех, кто стоял вокруг, даже у подростков, мечи висели на поясах, даже женщины в ярких рубашках с широкими рукавами и белых коротких юбках с искусной вышивкой носили длинные широкие кинжалы. Понятно, в здешних местах крепкое хозяйство нужно уметь отстоять от многочисленных охотников до чужого добра, и подтверждать это умение, должно быть, приходится часто…
Изнутри деревня произвела на Сварога еще более благоприятное впечатление. Самое большое – трехэтажные каменные домики, разделенные садиками и проулками, чистенькие и аккуратные, напоминающие те, что строили в Прибалтике, – двускатные крутые крыши с красной черепицей, вытянутые стрельчатые окна, кое-где даже виднеются витражи; люди улыбчивые, довольные, веселящиеся… И словно не посреди покинутых Богом и людьми мест стоит Фиортен, а на пересечении оживленных торговых путей.
Сначала они не разделялись, стояли у огромного чана, где шипело и пузырилось в свете факелов и костров черное молодое вино, и его наливали всем желающим, сколько принимала душа. Правда, вино было легкое, по-настоящему праздничное – ниоткуда не торчали ноги упившихся, никто не рвал друг на друге рубахи. Сварог самокритично подумал: у нас, с этаким бесплатным чаном, давно бы все опошлили до полной похабщины… И отпил из кружки, скупо, пару глотков – ему приходилось сиживать в молдавских винных погребах, и он хорошо помнил коварство молодого вина: льется в глотку, как родниковая водичка, но стакана после четвертого вдруг обнаружишь, что блаженно покоишься под столом…
Вскоре компания странствующих купцов как-то незаметно распалась. Сначала где-то в хороводе исчез боцман Блай, потом потерялся один из матросов – Чаба его, кажется звали, – туманно объяснив про живущего по близости кума, потом пропали остальные двое, которых Сварог не знал по именам, а спустя немного времени рядом не оказалось ни капитана Зо, ни Борна, и Сварог остался один, не особенно этому огорчившись. Он стоял, прислонившись к столбу, поддерживавшему навес над чаном, отпивал по глотку из тяжелой глиняной кружки и чувствовал себя прекрасно. Особенно когда с приятностью озирал женщин, благо посмотреть было на что: у легких рубах вырезы глубокие, на обнаженных шеях ожерелья из древних золотых монет, кавалеры, ухарски вскрикивая, кружат дам, волнующе взметываются короткие юбки, грохочут барабаны, свищут дудки, старики невольно выпрямляют спины, подростки, прячась в боковых улочках, подталкивают друг друга в спину, но на площадь выйти не решаются.
Спустя некоторое время Сварог подметил странную особенность в манерах фиортенцев. Одинаково задорно танцевали и мужчины, и женщины, веселились, пили, флиртовали друг с другом… Однако отношение кавалеров к дамам было двояким: одних они смело тянули в круг, обнимали, шептали им на ушко всякие фривольности (что было заметно по раскрасневшимся щечкам), в танце позволяли себе даже ненароком поласкать женскую грудь, исчезали с ними в сумерках переулков… а с другими вели себя более сдержанно: и танцевать приглашали, и кружили до умопомрачения, но никаких вольностей не было – языку и рукам волю не давали.
