Крис Уэнрайт - Империя крови
Вновь прислушавшись, киммериец продолжил путь. Пока все шло хорошо. Сейчас он доберется до хода внутри крепостной стены, связывавшего две башни, и останется только достичь каземата, где держат Акилу. Разумеется, тюремные помещения охраняют, но варвара это не особенно беспокоило: хотя в ловкости амазонок и их способности сражаться до конца он не сомневался, все же такие сильные женщины, как Акила, среди них встречались редко. Женщины — это все же женщины, сражаясь против настоящего мужчины, они не могут рассчитывать на победу.
Он благополучно, лишь иногда по привычке поминая Нергала, спустился по неровным и щербатым ступеням до конца лестницы и попал в квадратное помещение с двумя дверьми. Они оказались новенькими и крепкими и приятно пахли смолой.
«Что ж, — отметил про себя Конан, — кое-что все-таки они делают. Надеюсь, и петли не ленятся смазывать…»
Он осторожно приоткрыл одну из дверей — к его радости, она не заскрипела. В узкую щель варвар увидел пустынный двор и отблески костра, находившегося недалеко, но прикрытого заросшим травой земляным валом.
«Проход между зданиями, но мне туда не нужно. — Киммериец закрыл дверь и повернулся к другой. — Значит, эта — к большой башне».
За дверью начинался длинный прямой коридор, стены которого скудно освещались факелом, горевшим в конце прохода, за которым угадывался поворот или вход в другое помещение. Кроме потрескивания пламени, Конан ничего не услышал, поэтому решительно направился вперед, вытащив на всякий случай короткий меч. Он старался идти бесшумно, насколько позволял пол, некогда выложенный плитами, но теперь превратившийся в подобие каменной осыпи, которая встречается на горных тропах.
«Клянусь стариной Белом, мне пока везет, — поспешил порадоваться тому, как удачно все складывается, варвар, — еще несколько шагов, и я у цели!»
Он пребывал в том состоянии, которое всегда охватывало его в момент наивысшего напряжения сил и нервов. Казалось, мышцы становились более упругими и послушными, готовыми к действию — варвар запел бы, будь это возможно!
Стены тесного каменного подземелья вдруг словно раздвинулись, и он вновь ощутил себя маленьким мальчиком на напоенном запахами цветущем лугу, под ярким солнцем, увидел протянутые к нему руки матери, нежные и ласковые. Это была одна из немногих запомнившихся ему счастливых картин детства среди множества мрачных и тяжелых воспоминаний ранних лет. Может быть, этого вовсе и не было, и он сам придумал и держал в памяти эту сладостную сцену…
…Когда Конан с трудом разлепил глаза, он увидел прямо над собой несколько пар стройных загорелых ног, уходивших куда-то ввысь, к каменному своду. Киммериец попытался повернуть голову, но не смог: она была с двух сторон сжата шершавыми деревянными колодками. Он также не мог пошевелить ни рукой, ни ногой: в запястья и лодыжки впивались жесткие кожаные ремни. Обнаженная спина ощущала сырость холодного каменного пола.
— Очнулся, дружок? — Над ним склонилось женское лицо с темными немигающими глазами.
Волосы женщины — черные, такие же густые и слегка вьющиеся, как у него самого, были коротко острижены и делали ее похожей на стигийку. Сходство усиливали полные губы и сильно загорелое лицо с небольшим шрамом над левой бровью.
Киммериец вращал глазами, стараясь понять, где он и что с ним происходит, но видел только обступивших его женщин в коротких кожаных штанах.
— Ты слышишь меня? — Удар в низ живота заставил варвара вздрогнуть, все тело, распятое, как кожа для просушки, пронзила резкая боль.
— Поставьте его на ноги, — скомандовала черноглазая женщина.
Что-то заскрипело, и Конан почувствовал, как его тело начало подниматься, и скоро он уже стоял, точнее, висел, привязанный к деревянному помосту, а перед ним в довольно обширном, но невысоком помещении с одним небольшим оконцем стояли шесть амазонок и о чем-то переговаривались, но их голоса звучали невнятно, поскольку уши варвара были закрыты деревянными планками.
«Попался! — пронеслось в мозгу Конана. — Как же это я мог проморгать их?»
Киммериец не мог вспомнить, что с ним произошло. Последнее, что осталось у него в памяти — он шел по подземному коридору, а потом вдруг почему-то возникли картины детства…
«Нергал мне в кишки! — осенила его мрачная догадка. — Колдовство, не иначе! Когда же это все кончится?!»
Одна из женщин подошла к нему и, приподнявшись на носках, раздвинула планки, сжимавшие его голову.
— Что тебе надо в нашем храме, свинья? — спросила его женщина с черными глазами. По всей видимости, она была здесь главной.
Варвар лихорадочно соображал, что бы такое придумать, но времени на размышления ему не дали.
— Освежи его память, Мерл! — скомандовала старшая.
Одна из амазонок взмахнула многохвостой плетью, и Конан почувствовал, как ее концы ожгли его бедра и низ живота. Наверное, в кожаные ремешки были вплетены кусочки металла. Он стиснул зубы, чтобы не закричать. Женщина нанесла удар мастерски, ее умению могли бы позавидовать даже иранистанские палачи, известные тем, как лихо умели орудовать бичом.
— Еще! — послышался голос черноглазой.
Плеть взвилась вновь, и киммериец едва не взвыл, но, собрав всю волю, сдержался.
— Осторожней, не отбей его сокровище, — рассмеялась старшая, и все подхватили ее хохот. — Хороший самец, крепкий. Правительница Энида будет довольна. Ну! Кто же ты? — вновь обратилась она к киммерийцу. — Немой, что ли? Азельма, проверь!
Одна из женщин подошла к варвару и ножом раздвинула его зубы.
— Язык есть, госпожа Мэгенн! — объявила она.
— Раз есть, рано или поздно заговорит. Дай-ка ему еще пару раз…
Пытка продолжилась. Женщины с интересом рассматривали Конана, который, насколько позволяли путы, дергался под ударами плети. При этом амазонки отпускали такие замечания по поводу особенностей его телосложения, что их непристойности могли бы поучиться портовые грузчики Аграпура.
Правда, киммерийца не волновали их злые шутки: тело покрылось потом, смешанным с кровью, он едва терпел жалящие удары плети.
— Достаточно! — почти теряя сознание от боли, услышал он голос женщины, которую назвали госпожой Мэгенн. — Забьешь до смерти, а он нам еще пригодится.
Женщины в последний раз бросили взгляд на Конана и, по знаку Мэгенн, вышли, оставив киммерийца распятым на доске. В его воспаленном мозгу лихорадочно метались мысли о спасении, но боль в истерзанном теле не давала сосредоточиться, и варвар впал в тяжелое забытье.
Глава четвертая
