Патриция Селайнен - Отступник
— Ты бессилен, — внушал вкрадчивый голос. — Но не бойся. Я буду милостив. Ты станешь лучшим моим творением.
Варвар равнодушно внимал его словам, которые падали в тишину с медлительностью капель, собиравшихся на сводах пещеры. И вдруг резкая боль обожгла его спину, заставив очнуться. Белит, потихоньку подтянув освобожденной рукой цепь, хлестнула ей Конана. С диким ревом великан бросился на врага и вонзил меч прямо ему в сердце. Колдун пошатнулся и рухнул. На губах его проступила кровавая пена.
Варвар подошел к поверженному противнику и выдернул меч из раны. Он уже собирался вытереть окровавленное лезвие краем черного одеяния, когда костлявые руки вцепились в его щиколотку и рванули ее вперед. Конан потерял равновесие, свободная нога его скользнула по влажному камню, и он повалился на спину. От резкого толчка меч вырвался из потной ладони и упал в бурлящую воду. Колдун, успевший вскочить на ноги, выхватил из складок одежды кинжал. Сверкающее лезвие описало дугу и вонзилось в ладонь киммерийца, пригвоздив ее к камню.
— Отличное оружие, — похвастался Симплициус.
Видимо, достоинства магического клинка не ограничивались способностью входить в камень, как в зыбучий песок. Возможно, клинок был заговорен или попросту смазан одним из тех снадобий, о которых маг поведал варвару. Что-то проникло в кровь Конана и лишило его способности шевелить даже языком. В то же время рассудок его не затуманился, и он ясно осознавал все, что творилось вокруг. И нельзя было придумать пытки страшнее этой.
Киммериец видел, как Белит пыталась отбиться ногами и цепью от кушитов, которым колдун велел снова вбить металлический стержень в стену. Ей даже удалось придушить одного из нападавших петлей из ржавых звеньев, а другому сломать кисть. Но силы были неравны. Конан видел все это и не мог прийти на помощь, не мог даже прохрипеть проклятья.
— Ну что же, — равнодушно заметил Симплициус. — Теперь, когда все утихомирились, можно и поговорить не много. У нас еще есть время до восхода звезды Альсирис. Я подгадал все как нельзя лучше. Народилась новая луна, и все небесные светила скоро займут самое благоприятное положение.
Колдун важно расхаживал, упиваясь торжеством. Кушиты не сводили с него испуганных глаз и робко ловили каждое движение, каждое слово господина.
— Ты, Конан из Киммерии, — всплеск высокого, режущего ухо голоса сопровождался взмахом черного крыла — длинная рука взметнулась, увлекая за собой траурную мантию, и нацелила сухой перст в грудь варвара, — скверно отблагодарил меня за гостеприимство. Но я великодушно прощаю тебе убийство слуги, ибо ты, как и всякий немощный разумом человек, не постигаешь высокого смысла моих деяний.
— Гнусная тварь, — взорвалась Белит. — Мои воины скоро будут здесь. Они разорвут тебя на части.
— Ну что ж, — проговорил колдун, любовно оглаживая острую бородку. — Я всегда рад гостям, у которых силы больше, чем ума, как у твоего возлюбленного.
Глаза Конан выплескивали ярость.
— Ты что-то хотел возразить? — издевался пронзительный голос. — Не тужи, я и так все понял. Скоро тебя коснутся благодетельные перемены. Ты будешь избавлен от этих бешеных порывов. Я очищу тебя от всего, что делает человека игрушкой темных страстей. И твоя неистовая подруга тоже присмиреет.
— Падаль! — крикнула Белит и рванулась вперед, но цепи отбросили ее к каменной стене.
— Сколько жара! — восхитился Симплициус. — Ты, верно, недоумевал, Конан, почему на острове нет женщин. Я их не терплю. Но после очищения из этих вздорных созданий выходят наложницы, каких больше нигде не сыщешь, — само сладострастие и покорность. У меня их покупают так же охотно, как оружие и соль. Твоя королева скоро будет ублажать какого-нибудь толстобрюхого купца из Аргоса или Кофа.
— Не дождешься, — бушевала шемитка. — Я перегрызу тебе глотку.
— Ну-ну, погляди-ка на своих воинов. Они всем довольны. И ты будешь такой же. А этого человека, который валяется там, как бревно, ожидает особая честь. Я ведь не собираюсь до конца дней прозябать на этом острове. Скоро моя власть распространится далеко за его пределы. Видишь обруч? Точно такой же украсит голову избранника, и тот, кто был бесполезным бродягой, станет провозвестником моей воли. Однако хватит разговоров. — Симплициус подошел к Конану, выдернул кинжал и повернулся к кушитам: — Тащите его вон туда.
Чернокожие перенесли неподвижное, одеревеневшее тело Конана на место, указанное магом.
— Взгляни наверх, мой храбрый воин! Небеса подают нам знак.
Взгляд киммерийца устремился на каменный свод. В центре купола зияла брешь, через которую вырывались наружу струйки пара. Прямо над отверстием висела звезда Альсирис.
Чародей достал из складок мантии крохотный флакончик и высыпал себе на руку горсточку серебристой пыльцы. Лицо его низко склонилось к ладони, узкие губы что-то беззвучно прошептали, потом сложились трубочкой. Симплициус подул, и маленький вихрь из сверкающей пыли порхнул к ближайшему светильнику. Искристый круговорот втянул в себя багровый язык пламени и потушил его. Вихрь перелетел дальше, а над чашей с маслом закурился белый дымок, от нее повеяло тяжелым душным ароматом. Когда угас последний огонек и пещера погрузилась во тьму, вихрь подплыл к кипящему озеру и рассыпался над ним. Каменная чаша, в которой бурлила вода, словно раскалилась добела, и сияние пронизало голубую клокочущую массу. В ней извивались белые змеи с розовыми глазами. Они пожирали жаб-альбиносов, сквозь прозрачную кожу которых виднелись внутренности. Лениво шевелили плавниками толстые рыбы, как будто вырезанные из молочного оникса.
Колдун снял обруч и надел его на голову Конана. Черные крылья взметнулись вверх, и эхо разнесло под сводами пещеры заунывный речитатив:
Сила безмерная Вечного Мрака!
Милость яви порождению праха.
Волей, что движет по небу светила,
Искру зажги, Всемогущая Сила!
При первых же словах заклинания через брешь в куполе просочился алый луч и очертил контуры распростертого на камне тела огненной линией. Неприметный кристалл на обруче словно налился кровью и выбросил сноп лучей. На черном своде заполыхали магические символы, окрасив в пурпур витавшие под ним клубы пара.
Глухой замогильный голос пропел:
Внемли мольбе, Всемогущая Сила!
Душу покорную ввергни в горнило.
Пусть поглотит Негасимое Пламя
Все, что зовется земными страстями.
Воздух задрожал, наполнясь многоголосым стоном. Невидимый хор тянул монотонное «а-а-а», истончая его и забираясь все выше, пока стон не перешел в пронзительный визг.
