Шон Мур - Проклятье шамана

Гомба был терпелив. Он снова обратился к Юконе, на этот раз в полном соответствии с ганакским обычаем. Шейра просила вместе с ним. Однако Юкона была непреклонен.

С того самого дня они сделались злейшими врагами. Разгневанный юноша немедленно вызвал старика на гануту. Однако ятаба запретил тогда поединок, объявив, что прежде Гомба должен испытать себя в битве с кезатти. Потом старая раниоба назначила Шейру своей преемницей. Брак стал невозможен, ибо раниоба не могла состоять в связи с мужчиной. В действительности, заняв этот пост, Шейра утратила некоторый интерес к возлюбленному, и тот, казалось, смирился. Он замкнулся в себе, становясь с каждым днем все мрачнее. Единственное, к чему он проявлял энтузиазм, – так это к физическим упражнениям, и тут он безусловно преуспевал.

Ятаба печально взглянул на умирающего сына, и по щеке его скатилась слеза. Никто в деревне не знал его страшной тайны: вождь и духовный лидер был отцом Гомбы. И боги прокляли его за обман. Из-за его молчания Гомба страдал теперь, как ни один ганак.

Гомба был зачат как раз накануне его становления на пост ятабы. Он проявил слабость в ту безумную ночь, и теперь боги его наказали.

Старики говорили, что куомо делает мужчин восприимчивыми к коварному нашептыванию Анамоби – богини Луны, что покровительствует всем влюбленным. Однако в ту ночь у нее не было необходимости шептать ему на ухо, ибо красота Нионы говорила сама за себя. Он влюбился, как мальчишка, он, который вот-вот должен был стать ятабой – духовным лидером ганаков! Ятаба, вступивший в связь с женщиной, терял большую часть силы – способности управлять духами, что обитали в ракушках из его ожерелья. Да и Ниона была не в лучшем положении. Она была раниобой, и поэтому стать женой ятабы означало для нее назвать имя преемницы и отказаться от выбранного пути.

После их ночи она исчезла в запретных землях. Луна убыла, исчезла и вновь стала полной, прежде чем попытки ее отыскать прекратились. Запретные земли ее поглотили.

Когда он увидел ее в следующий раз, он уже был ятабой. Он не помнил своего имени, оно стерлось из его памяти, словно след во время дождя. Так было всегда со времен первого ятабы. Но ему никогда не забыть той ночи, когда она вернулась. В ту ночь одна женщина родила ребенка, болезненного малыша с явными признаками истощения. До самой полуночи он колдовал над младенцем, используя каждую травинку, каждую целебную ягодку, каждую молитву, что только могли помочь. Но боги определили судьбу новорожденного, забрав к себе на небеса.

И в ту безлунную ночь Ниона бесшумно проскользнула в его хижину. Она держала на руках грудного ребенка… их сына Гомбу.

Ниона попросила отдать малыша родителям мертвого мальчика, и ятаба согласился. После коротких, скорее горьких объятий она забрала другого младенца и исчезла опять. Ятаба гадал, что с ней стало потом. Пала ли она жертвой лесных чудовищ, или же выстроила среди деревьев секретный дом? Иногда ему казалось, что она все еще жива, что она по-прежнему приходят на край деревни посмотреть на него, на отца ее малыша.

Ятаба прикрыл лицо влажными ладонями, его сердце разрывалось под тяжестью неизгладимой вины. И этот груз с каждым днем становился все тяжелее. Неужели обрушившиеся на ганаков несчастья были наказанием за его грехи? Если так, то кровь его народа будет вечно краснеть на его руках. Ятабу знобило, несмотря на то что в его хижине было довольно тепло. Сгорбившись, он опустил свои ладони на горячий лоб Гомбы.

– Ты был прав, сынок. Я всего лишь старый дурак. Да простят меня боги!

Ятаба закрыл глаза и зажал в кулаке ожерелье из черных ракушек. Столько времени прошло с тех пор, когда он последний раз вызвал духов ракушек. Они слушались лишь вождя, а секреты самого ритуала были известны только ятабам. Из поколения в поколение они передавали их своим преемникам.

Освободившись от мыслей, вихрем кружившихся в голове, он стал дышать ровно, постепенно замедляя стук сердца. Разговор с духами чем-то напоминал детскую игру, в которой ловко запущенный плоский камешек долго подпрыгивал на воде и мог ускакать далеко-далеко, если море было спокойным.

Однако ятаба не швырял камни. Он посылал слова, свои мысли, по безбрежному океану сознания. Сосредоточившись, он отыскал свой внутренний голос и зашептал, обращаясь к ракушкам. Его мысли подпрыгивали, и вращались, и улетали все дальше, по мере того как давление пальцев усиливалось. Он замер, прислушиваясь к слабому эху, доносившемуся как будто из ниоткуда.

Вот оно! Его услышали. Руки покалывало, словно от укусов сотен муравьев. Многоголосый гул – песнь черных ракушек – вырвался из его кулака и разнесся по всему телу, заглушая все прочие звуки.

Рот Гомбы приоткрылся, и из груди его вырвался стон. Ятаба сдавил ожерелье с такой силой, что костяшки его пальцев побелели. Пот заструился по лицу, а вены на висках вздулись от напряжения. Духи проснулись, их песнь звенела в ушах невыносимо громко, и ятаба с трудом подавил в себе желание открыть глаза. Дети Мухинго не любили, когда их тревожат. Песнь оборвалась так же неожиданно, как и началась. Духи не желали слушаться, а значит, он должен был попытаться опять.

– Во имя Азузы, солнечного бога, явитесь же ко мне! – С этими словами он так яростно сдавил ожерелье, что одна из ракушек раскололась, острые осколки больно вонзились в ладонь.

Внезапно в комнате воцарилась тишина, и пред ним предстали духи. Они явились в виде расплывчатых прозрачных фигур и сверкали, точно утренняя роса. Их формы постоянно менялись: из высоких и худых они становились квадратными, потом вдруг закручивались спиралью, превращались в подпрыгивающие шары или во вращающиеся овалы.

– Давно это было, когда ты последний раз посмел нас будить. Скажи, что тебе нужно! – Их журчащие голоса удивительным образом раздавались прямо в мозгу.

– Исцелите раны Гомбы, который лежит перед вами. Умойте его своей водой и воскресите к жизни!

Кувыркаясь и расслаиваясь, духи заговорили опять:

– Знай, что ты нарушил слово, данное тобой Азузе! Ты связался с женщиной по имени Ниона.

– Это было давно, – возразил ятаба.

– С тех пор мы не обязаны подчиняться Азузе. Однако во имя его любимца Мухинго мы выполним твою просьбу. Знай также, что только один лишь раз мы сможем прийти к тебе, и то если просьба твоя ублажит Мухинго.

Духи слились в один поток, вихрем закружились над Гомбой и затем неожиданно исчезли.

Тяжело дыша, ятаба уселся на пол, обхватив руками колени. В ушах по-прежнему звенело. Он посмотрел на сына, раны которого затягивались, а рубцы бледнели прямо на глазах. Обнаружив, что его рука все еще сжимает ожерелье, он расслабил пальцы и посмотрел на пораненную ладонь. Осколки раздавленной ракушки застряли в коже, из десятка маленьких порезов струилась кровь.