Книга вторая По сложной прямой - Харитон Байконурович Мамбурин
— Нет. Мы почти пришли.
— Я же всё равно узнаю, кто ты! — угрожают мне детским голосом, — Я тебя найду!
— Не надо меня искать, — иду я к торцевой двери, — Я — бабоносец «Изотов», живу прямо под тобой. А несу я тебя в твою берлогу, куда ты опаздываешь уже на сутки.
— Ка… Ба…, — заклинивает лежащую у меня в руках «чистую», — Симуляяяяянт?!
— Он самый, — с этими словами стучу ногой в дверь, так как руки заняты «подарком». Вроде бы она должна с кем-то жить. С призраком, что ли?
— Да-да?! — дверь распахивается и… я едва не роняю свой махровый кулек.
— Здрааааасти…, — как-то само собой вырывается у меня.
Слышен негромкий стук павшего тела. Кулек в руках возится и волнуется. Я тихо и очень прилично ругаюсь матом, стоя над бессознательным телом злостной преступницы, злоумышленницы, затравленной девочки с коварным взглядом волчицы… то есть Сидоровой Юлии Матвеевны, совсем недавно сжегшей целую общагу лишь потому, что её заклевали соседки. На моих глазах, причем, сжегшей.
Ах да, у неё еще удивительно жидкие сиськи и низкий порог мочеиспускания.
— Так, — принимаю я решение, аккуратно отпуская кулёк с ученой в комнату так, чтобы та не наступила на тело, а затем резко отшагиваю к двери, — Дальше вы сами!
И закрываю дверь до того, как увижу что-то неприличное!
В неё, конечно, тут же начинают колотить и угрожать детским голосом, но я в ответ уже серьезно говорю, что всё потом, ибо иду спать. А кто меня разбудит — тот будет горько плакать. Дикси!
— Юля, — говорю я, вваливаясь к себе домой и сдирая с лица маску, — Витя сильно устал. Витя будет спать. Пожалуйста, бей током любого, кто попробует его разбудить…
Иду, шатаясь, размышляю, хватит ли мне сил раздеться. Нет, не хватит. Придётся превратиться в туман на секунду. В спину доносится задумчиво девичье: «А что мне за это будет?»
…
Стою в ступоре, позабыв про покой и сон. Что. Можно. Предложить. Призраку? Шестеренки наглухо скрипят об погнутый шаблон. Наконец, идея зажигается в голове вялой жопкой доживающего последние минуты жизни светлячка.
— Больше… не буду на тебя дрочить, — обреченно выдыхаю я в сторону призрака.
Та, задумавшись на секунду, величаво кивает. А когда я отворачиваюсь, чтобы наконец донести и бросить свои бренные мощи на кровать, в спину доносится:
— Ну… немножко можно…
…я этого не слышал!
На самом деле просьба моему личному привидению оказалось весьма актуальна, потому что за те 18 часов пока я дрых, в двери продолбилось чуть ли не всё население «Жасминной тени» из тех, с кем я общался ранее. Некоторые даже испытали на себе легкий удар током, чтобы потом, нудно вопя обиженным голосом Расстогина, скрыться вдали. Правда, у кое-кого получилось преодолеть защиту забавляющегося призрака, поэтому, когда я продрал глаза и выполз в большую комнату, то сперва подумал, что еще сплю и мне снится нечто упоротое — за столом сидела Янлинь, азартно рассказывающая внимательно слушающей её Палатенцу глубокие перипетии лесбийской любви. На звучный удар моей ладонью в моё же лицо она лишь досадливо обернулась. На секунду.
А потом моську скорчила. Мол, чего ты тут стоишь? Иди куда шёл. И Юлька тоже нечто такое, очень приблизительное, но на своем лице спародировала. Горестно вздохнув, я и пошёл в ванную. Не общага отморозков, а настоящее бабье царство, чего уж тут. Есть, конечно, еще несколько пацанов тут, но они тихие как мыши.
Умывшись холодной водой и почувствовав себя человеком, я вышел обратно в люди с целью плотно подкрепиться. Женщины и дети, скопившиеся в квартире, бросили разговаривать, вместо этого начав меня провожать туда-сюда взглядами, что, признаться, слегка нервировало. Но зов плоти был сильнее, поэтому я продолжал свою конструктивную деятельность с бутербродами, попутно прислушиваясь к вскипающему чайнику.
— Виктор, ты не хочешь… одеться? — осведомилась Окалина-младшая голосом, которым обычно вещала про доброе, светлое и радостное с трибун разным комсомольцам и прочим ударникам.
— Зачем? — зевнул я, — Что вы тут не видели?
— Нас снимает не очень скрытая камера, а записи потом смотрят разные люди. Специалисты, — пояснила Палатенцо под кивки юной китаянки, — У них может сложиться неправильное мнение о наших отношениях и о атмосфере в квартире.
— Я потому и гуляю тут голый, — лениво сказал почти правду я, таща к общему столу завтрак на двоих, от чего у младшей Цао удивленно дёрнулся глаз, — Наблюдать, Юль, очень скучно, вот честное тебе пионерское. Вчера этим занимался, едва пасть от зевоты не порвал. А вот когда интрига, тогда весело, да. Надо протянуть этим неизвестным товарищам руку помощи.
— Ты и так протянул! — фыркнула смуглянка в растянутой майке, без лишних рефлексий утаскивая с тарелки бутерброд и принимая от меня чашку с чаем, — Все говорят о том, что вы с Йулей любитесь!
— Пусть говорят…, — величаво помахал я своим бутербродом.
Правда, как выяснилось в процессе пожирания моих пищевых запасов, Янлинь сюда заглянула не затем, чтобы дополнить объяснениями некоторые вещи, которые Палатенцо, посланное мной, недавно видело в натурном, так сказать, разрезе. Причем, попутно еще и умудрившись извиниться за свое слегка неадекватное поведение на замороженном пруду. Китаянка, пребывая в тот момент тоже в не особо адекватном состоянии, настроении и даже позе, легко простила наблюдающую за происходящим звезду советской эстрады, благо, что ей, как «чистой», на возможные повреждения было чхать. Только вот подобная челночная дипломатия действовала в обе стороны, поэтому учительница первая моя в сексуальных и программистских делах была сюда заслана злой волей одной малявки, которая всерьез восприняла угрозу получить разряд током. Но решила, что если разряд получит кто-нибудь другой — то это нормально.
— Она хочет с тобой поговорить, — прочавкала дочь китайского народа, — Что-то важное. Ждёт у себя.
— Вот радости-то…, — угрюмо пробурчал я, пытаясь угнаться за энергичной пожирательницей снеди.
Но идти надо. По сути, проект «Воскрешение» прост как выеденное яйцо, но определенную долю внимания его куратор от меня должна получить. Юленька наша постепенно оживает, хоть и демонстрируя весьма детские эмоции, но вскоре будет тоже участвовать в «Воскрешении», передавая другим призракам свой пережитый опыт и объясняя им, что именно они чувствуют. От меня, как от катализатора, в принципе ничего не зависит, но если зовёт куратор, то надо идти. Тут у нас ситуация «ты — мне, я — тебе». Витя щекочет призраков, они
