Кристина Стайл - Дань с жемчужных островов
Вартулы еще долго веселились. Танцы сменяли друг Друга, звучали песни, гости то и дело возвращались к еде и нитью, но Урихар уже не пировал со всеми. Он спал, положив щеку на недоеденный кусок печени жертвенной антилопы, и ему снился родной Асгалун, казавшийся немыслимо далеким и от этого еще более прекрасным.
Отшумел праздник, который длился три дня, и молодожены зажили мирно и счастливо. Урихар смотрел, какой радостью светятся глаза друга, и решил, что мелькнувшая у него мысль присмотреть невесту и обзавестись семьей не так уж плоха. Пока он предавался размышлениям, дни шли, складываясь в месяцы, а когда миновал положенный срок, Барума разрешилась очаровательной крохотной девочкой. Вот тут-то и случилось то, что заставило шемита усомниться в своем желании остаться в вартулами до конца своих дней. Он мечтал, если женится, иметь не меньше пяти детей и понял, что увиденного ему столько раз не вынести.
В тот памятный день Урихар проснулся от радостных воплей, доносившихся из дома, где жили Сальбо с Барумой. Поспешно одевшись, он побежал на крики и увидел стоявшего на пороге друга с крошечным, отчаянно орущим ребенком на руках. Сальбо протягивал свою новорожденную дочь навстречу солнцу, словно спешил показать ее всему миру.
— Мооль милостив к моему дому! — выкрикивал счастливый отец. — Наш первенец — девочка! Вартулы, ликуйте вместе со мной.
В племени вартулов, где род велся по материнской линии, рождение девочек всячески приветствовалось, а уж если первенцем оказывалась девочка, это вообще считалось знаком особого расположения богов.
Зная, что на его родине женщины после рождения ребенка какое-то время болеют, Урихар несказанно удивился, когда на пороге рядом с мужем возникла Барума. Она приветливо кивнула шемиту и быстрым шагом направилась прочь от дома.
— Барума! — воскликнул Урихар. — Куда ты?
— Как куда? — удивленно переспросила женщина, — Разве ты не знаешь, что настала пора собирать плоды? Корзины уже заготовлены, и сегодня все женщины будут заняты сбором.
— А ребенок?.. — начал было шемит, но, увидев, как высоко поползли вверх тонкие брови Барумы, махнул рукой, подумав при этом, что, наверное, никогда не изучит всех обычаев этого племени.
Повернувшись к дому, где только что стоял Сальбо, Урихар не увидел друга и решил войти внутрь и побеседовать с ним. К его великому удивлению, молодой отец лежал на широкой плетеной постели, возле которой на стоявших пирамидой подпорках висела колыбель с младенцем, и тихо постанывал.
— Сальбо, друг мой, что случилось? — всполошился Урихар, всего несколько минут назад видевший друга в минном здравии.
— Нашей девочке всего несколько часов, — слабым го-носом ответил Сальбо, — и неудивительно, что я слегка нездоров.
— Ты?! — подпрыгнул шемит. — А ты тут при чем?!
— Как это при чем? — обиделся вартул. — Я отец.
— Не знаю, как ты, — пожал плечами Урихар, — а я всегда считал, что болеть должна женщина.
— Женщине что, — простонал Сальбо, — Она родила и может приступать к нормальной жизни.
Решив больше не задавать вопросов, чтобы ответы вовсе не свели его с ума, шемит поболтал с другом о всякой всячине и поспешил откланяться. Однако дальнейшие события изумляли его все больше и больше, хотя ему когда-то казалось, что, пожив среди вартулов, он навсегда утерял способность удивляться чему бы то ни было.
Первые пять дней с рождения дочери несчастный отец не брал в рот ни крошки, а затем еще пять дней не ел, но пито пил некий странный напиток, отдаленно напоминавший пиво, неприятный, с точки зрения шемита, на вкус, хоть и достаточно питательный. По прошествии десяти дней Сальбо наконец поднялся с постели, бледный и ослабевший, словно перенес тяжелую болезнь. Ни к какой трудной работе ого и близко не подпускали, да он и не стремился к ней, что было очень странным для молодого мужчины, умевшего и любившего трудиться.
Когда малышке исполнилось сорок дней, в доме Сальбо собрались родственники и друзья. Увидев, что они делают, Урихар незаметно ущипнул себя за руку в надежде, что видит дурной сон. Гости принесли с собой крупные и необычайно острые рыбьи кости, которыми до крови исцарапали кожу молодого отца. Он мужественно переносил пытку и не проронил ни звука даже тогда, когда кровоточившие раны натерли жгучим перцем. Глаза Сальбо лишь подозрительно заблестели, а довольные родные и близкие отправились в переднюю половину дома, где их ждало обильное угощение.
После экзекуции Сальбо долго болел, но и когда наконец поправился, его мучения на этом не закончились. Еще целых полгода он даже не смотрел в сторону мяса и рыбы, опасаясь, что от этого пострадает желудок дочери или, что еще хуже, она станет похожей на животное, чье мясо он съест.
В конце концов терпение Урихара лопнуло и он все-таки спросил друга:
— Скажи, зачем ты делаешь все это? Ради чего такие муки?
— Как это? — изумился Сальбо, — Так должны поступать все мужчины. Иначе кто признает, что это моя дочь? Я должен страдать не меньше ее матери.
Возражать Урихару было нечего. Он просто вдруг понял, что никогда не приживется среди этого столь любезного его сердцу народа, потому что их образ жизни никогда не станет для него естественным, как дыхание. Несколько дней он ходил печальный и задумчивый, размышляя, как быть дальше. Просто так уйти от вартулов он не мог по разным причинам. Во-первых, он не хотел обижать племя, которое столь сердечно отнеслось к нему, спасло жизнь и относилось к чужаку так, словно он родился и вырос среди этих людей. Кроме того, вспоминая кошмарные дни, когда он, измученный, напуганный и голодный, пробирался сквозь страшные джунгли, каждый миг рискуя погибнуть, он содрогался от ужаса. Лучше лишиться своего мужского достоинства, чем повторить такое путешествие! Но и стать вартулом в сердце своем он тоже не мог.
Несчастный шемит почти перестал есть и спать, а когда забывался коротким, тревожным сном, к нему являлись боги его родины. Владыка Неба Птеор, положив могучую руку на округлое плечо Матери-Земли Иштар, укоризненно смотрел на своего блудного сына, не произнося ни слова. Иногда являлся и бог воров Бел, окидывавший Урихара с головы до ног насмешливым взглядом и тут же пропадавший. Приходили и искусительница Деркэто, будившая в нем неудержимый зов плоти, и служанка Иштар — целомудренная Ашторет, твердившая о бескорыстии и преданности шемитским богам. Урихар просыпался в холодном поту, а после долго лежал без сна, вглядываясь в бездонное черное небо с огромными яркими звездами, словно надеялся, что они, вечные и мудрые, подскажут ответ на мучившие о вопросы.
