Ренессанс - Фрэнсис Кель
– Готье Хитклиф, рада с вами познакомиться, – сказала она. Голос тоже оказался приятный. На длинных тонких пальцах поблескивали кольца и перстни.
Её кабинет был больше, чем я ожидал. И никаких кушеток, только большой удобный диван! Я много раз видел в фильмах, как пациент лежит на кушетке, а психолог выслушивает его, что-то чиркая в блокноте, поэтому обстановка меня порядком удивила.
Я решил избегать дивана, потому что миссис Рипли могла сесть со мной, а я не хотел сближения на первом же сеансе. Впрочем, как и на последующих. После того как она предложила с комфортом расположиться, я сел в кресло и выжидательно посмотрел на неё.
– Сложно учиться в выпускном классе? – как бы невзначай спросила она, усаживаясь за письменный стол.
– Да, очень устаю и ничего не успеваю.
Она мягко улыбнулась и надела маленькие круглые очки в тонкой оправе.
– Ваш отец был инициатором наших встреч, и я буду честна: он уже вкратце рассказал мне о вашей проблеме с одним из предметов. Можем поговорить об этом?
Кресло оказалось на редкость удобным. Я даже подумал о том, что хочу такое в свою комнату. Я принялся осматриваться, попутно вкратце описывая практические занятия по тёмной материи в лицее.
Кабинет утопал в тёмно-зелёных оттенках. Где-то я читал, что зелёный цвет помогает сосредоточиться. Книжные шкафы, стеллажи и письменный стол были в одном стиле – благородное дерево сразу бросалось в глаза. Классика, которая мне приелась, но считалась признаком хорошего вкуса. Многое здесь напоминало кабинет отца, но кое-что оживляло обстановку: множество растений, больших и маленьких. Цветы в круглых горшках угнездились на широком подоконнике. По обе стороны от дивана стояли два крупных куста в деревянных кадках. Я всё хотел дотронуться до ближайшего листочка и на ощупь понять, настоящий он или искусственный.
– Что отец вам рассказал про меня? – Я перевёл взгляд на картины.
Чего я не ожидал, так это репродукций Жака Луи Давида. Когда мы с Леоном и близнецами готовили проект по Французской революции, то много обсуждали его работы. Он был нашим любимым «живописцем революции». Я любил «Смерть Марата», а вот Оливеру очень нравились «Гнев Ахилла» и «Погребение Патрокла» – как же иначе? Было неожиданно увидеть здесь картину «Бонапарт на перевале Сен-Бернар», потому что чистокровные октавианцы не любили французского полководца. Он был полукровкой, добившимся власти.
– Только про ситуацию с лицеем. Нравятся картины? – Миссис Рипли указала на них.
– Да.
– Мне тоже. Конечно, это не оригиналы, но смотрятся потрясающе.
Я молчал.
– Какие предметы вам нравятся в лицее? – откинувшись на спинку стула, спросила она.
Я задумался. Взрослые никогда не спрашивали о том, что мне нравится изучать. Сейчас я начал понимать, что хотел бы посвятить жизнь изучению литературы, истории или, например, искусства.
– Литература, – чуть помедлив, ответил я.
– Помимо предметов, что ещё вам нравится в лицее? Может, отдельные аудитории или спортивный зал?
Мы проговорили около часа, успев обсудить моё отношение к лицею, одноклассникам, обучению, разным предметам и преподавателям. Миссис Рипли не давала никаких советов, только слушала и задавала наводящие вопросы. Я же говорил кратко, но старался отвечать честно. Уходил от неё с лёгким сердцем, но вскоре вновь накрутил себя: не сболтнул ли чего-то лишнего, что могло в будущем навредить Скэриэлу? Так или иначе, первый сеанс с психологом – или правильнее назвать её психотерапевтом? – я успешно пережил. На улице я вздохнул с облегчением.
В понедельник утром Сильвия поймала меня после завтрака, когда я собирался схватить рюкзак и выйти из дома. Я уже было полез за смартфоном, чтобы привычно заказать такси до лицея. Теперь мне даже нравилось управлять своим временем, самому отвечать за передвижение. Так я чувствовал себя самостоятельнее и взрослее.
– Господин Готье, будьте так добры подняться к господину Уильяму в кабинет.
Я знал, что отец встал рано и успел позавтракать, но то, что он всё ещё дома, удивило. Габриэлла рядом шумно капризничала за столом и никак не хотела доедать кашу. Гедеон покинул дом раньше всех. После того случая в столовой он почти не показывался мне на глаза, с головой ушёл в учёбу.
– Почему отец не в банке? – спросил я у Сильвии.
– Он неважно себя чувствует и решил поработать из дома. Пожалуйста, не ссорьтесь с ним сегодня, – она аккуратно взяла меня под руку, и мы вместе направились к лестнице, – ради его самочувствия. Господин Уильям очень за вас беспокоится. Буду вам признательна, если вы постараетесь держать себя в руках.
Я растерянно кивнул. Знать бы, что меня ждёт в кабинете отца.
Как чувствовал: новость не обрадовала. Своего нового шофёра я невзлюбил с первой минуты. Отец сообщил, что Чарли наняли по рекомендации Сильвии – угроза пришла откуда не ждали, – у него хороший водительский стаж, ни одного штрафа и гора положительных рекомендаций. Полукровка, работал водителем в Запретных землях, затем получил повышение и теперь устроился в центре Ромуса. Ответственный, спокойный, молчаливый. Не шофёр, а золото. Отцу он пришёлся очень по душе.
Выглядел этот Чарли довольно молодо: старше меня всего лет на десять, а то и меньше. Прилизанный, гладко выбритый, в униформе, он словно сошёл с первой страницы буклета, рекламирующего первоклассное агентство по подбору домашнего персонала.
– Чарли, можешь спуститься к машине. Готье подойдёт через пару минут.
– Да, господин Хитклиф. – Тот вежливо поклонился отцу и направился к двери.
– Обращайся ко мне «господин Уильям». Этого будет достаточно.
Чарли обернулся.
– Хорошо, господин Уильям. – Он ещё раз поклонился и тихо прикрыл за собой дверь.
– Вот так раньше полукровки вели себя по отношению к нам, – довольно проговорил отец. – Кланялись всякий раз, как получали задание. Сейчас редко встретишь полукровку, соблюдающего старые правила этикета.
Оставшись наедине с отцом, я не сдержался – не в силах совладать с эмоциями, попросил вернуть Кевина, потому что считал его другом, или позволить мне и дальше ездить одному. Отец лишь смерил меня недоумённым взглядом и осадил:
– Чарли не дружить с тобой приехал, а работать.
– Зачем мне шофёр? Я теперь пользуюсь такси, и у меня нет с этим проблем.
– Готье, только не начинай, – грозно предостерёг отец. – Будь благодарен, что я вообще позволил тебе ездить одному. Это была идея Гедеона дать тебе свободы, о чём я уже успел пожалеть. У тебя должен быть свой водитель, нравится тебе это или нет.
Подавленный, я вышел из дома. Чарли не открыл мне дверцу, как это делал Кевин, не поинтересовался, нужно ли включить радио, кондиционер, да и вообще вёл машину так, словно меня там и в помине нет. Я решил списать всё на то, что он долгое время работал в Запретных землях, вот и не привык общаться с чистокровными, но его послужной список говорил об обратном.
Когда мы припарковались у лицея, Чарли закурил прямо в салоне, игнорируя моё присутствие.
– Вообще-то в машине нельзя курить, – сердито произнёс я.
– Вообще-то у тебя уроки скоро начнутся, так что вылезай из тачки.
Я опешил. Хотел было огрызнуться, но кроме удивлённого «э-э» ничего путного не вышло. Чарли лениво посмотрел на меня в зеркало заднего вида и добавил:
– Эй, давай не будем создавать друг другу проблемы в первый день, хорошо? – Чарли выпустил табачный дым. – Я буду подвозить тебя до школы и закрывать глаза на твои тусовки. Если ты куришь или принимаешь что-то покрепче, только не блюй в салоне, – покрутил рукой он. – Я не собираюсь за тобой убирать. А ты будешь и дальше вести себя как богатенький избалованный сыночек и молчать в тряпочку, договорились?
– Я учусь в лицее, а не в школе. И вообще послушай… – я замялся, но всё же добавил с негодованием: – те… Я пожалуюсь на вас отцу.
– Да? И что ты ему скажешь? Ты не с тем связался, малыш, ведь я всегда могу сделать так. – Он повернулся ко мне, изобразив расстроенное выражение лица, и взволнованно зачастил: – Господин Уильям, сэр, я не понимаю, о чём говорит молодой господин. Он что-то сказал о старом водителе, вроде бы что вернёт его любой ценой и добьётся того, чтобы меня выгнали. Сэр, но я ничего плохого не делал, прошу вас выслушать меня!
Я разинул
