Открывашка в другие миры - Ольга Прусс
Солнышко… Невольно бросив взгляд вверх, я обомлел. Теперь понятно, почему Полесова назвала это место «новой параллелью»! Вместо привычной сине-голубой атмосферы местное небо было желтого оттенка, со всех сторон увешанного разноцветными прозрачными шарами звезд. А это значит, что мы где угодно, но не на Земле. По крайней мере, не на НАШЕЙ Земле.
Глава 23. Пермиков, на выход!
Я знаю мало женщин, всегда сдерживающих свои обещания. Но капитан Полесова была исключением. Сказала, что запрёт меня в ИИЗ, и так и поступила. Как я узнал позднее на своей же шкуре – аббревиатура эта означала «Исправительный Изолятор», тесную камеру которого я и измерял шагами вот уже несколько дней. Но все же меня поместили под арест не сразу после возвращения. Сперва я где-то сутки провалялся в пропахшей медикаментами и хлоркой палате местного госпиталя, расположенного в одном из верхних этажей нашего военного корпуса. К моему глубокому сожалению, на симпатичных медсестер, бережно поправляющих под головой подушку, рассчитывать не приходилось. То ли здесь было так заведено, что на работу принимали в основном мужчин, то ли меня опасались отдавать в чуткие женские руки, поэтому моим лечением занимались два хмурых мужика в белых халатах. Судя по молчаливому поведению медбратьев, они получили указание не разговаривать с «задержанным», то есть со мной, поэтому все процедуры проходили в тяжелом молчании.
Нежничать со мной здесь тоже не собирались. Довольно грубо обработав мои раны и всадив в бедро огромный толстый шприц, наполненный противоядием, должным вернуть израненной ноге чувствительность, меня пристегнули к кровати за правое запястье и оставили куковать до утра. Можно подумать, что без этих мер я мог сбежать! Да и сказать по правде, будь у меня такая возможность, я бы вряд ли ей воспользовался. Слишком много вопросов, роящихся в моей голове, остались без ответов, а возвращение домой мне тоже не сулило ничего хорошего, так как старые враги – Клещ, Лиза, их Главарь, державшие меня в плену, всё еще оставались где-то там. С кем с кем, а с ними меньше всего хотелось снова повстречаться. Кроме того за последние дни произошло столько событий, на осмысление которых времени все не хватало, что я радовался этой вынужденной передышке, пусть даже будучи в привычной уже роли заключенного.
Обколотый обезболивающими и антибиотиками, проведенные в госпитале сутки я практически проспал, ненадолго приходя в себя лишь для справления естественных нужд и принятия скупой больничной пищи. И пусть серо-бурая каша была пресной и невкусной, кровать нещадно скрипела от каждого движения, а старые и новые ушибы ныли тупой болью, зато впервые со дня похищения меня никто не бил, не резал, не пугал пытками, и не пытался убить.
Утром следующего дня мой вынужденный отдых в стенах госпиталя завершился. А если выражаться точнее, то я просто поменял одну скрипучую койку на другую, только теперь уже в застенках знаменитого ИИЗ. Чувствуя себя выспавшимся и ожидая завтрак, я обернулся на звук открываемой двери, но вместо парней в белых халатах в палату вошла знатная парочка суровых вояк, обряженных по всей форме, которые отстегнув меня от кровати, велели одеться и проследовать с ними. Под бдительным присмотром двух пар холодных глаз я натянул выданные мне черные брюки и футболку, сунул ноги в тапочки, и зажатый с обеих сторон смиренно поплелся вперед. Пять лестничных пролетов вниз, длинный коридор, переходящий в другой корпус, лифт, несколько поворотов, тяжелая дверь с приваренной к ней решеткой, которая с порога создавала удручающее настроение, еще один коридорчик с низким и давящим на психику потолком, и, наконец, сама камера.
Честно говоря, у входа в ИИЗ я ожидал увидеть Полю. Ну или же она могла зайти ко мне туда потом, но ни в первый день, ни во второй, ни в последующие капитан так и не появилась. Чувство вины за гибель Маркуса, разъедавшее меня изнутри, постепенно начало притупляться, все больше перерастая в злость. Часами измеряя камеру шагами, я старался убедить себя, что это был несчастный случай. Что не моя залихватская безрассудность и азарт первой битвы заставили ребят пренебречь всеми правилами безопасности и доверившись мне, человеку с полным отсутствием опыта, прыгнуть без страховки в неизвестность, тем самым рискуя не только своими погонами, но и жизнями. Меня же в момент закрытия прорыва переполняло лишь желание победить! Сделать так, как я хочу, заставить этих суровых ребят себе поверить, ведь мне казалось, что я всё делаю правильно! Впервые почувствовав с открывашкой связь, я уверился в своей неуязвимости. Да что там говорить, я ощущал себя чуть ли не богом! Закрыть портал – легко! Перенести нас всех в другую параллель – что может быть проще! Я же теперь все могу! Только доверьтесь мне, и я нажму на кнопку!…
Донажимался…
«Маркуса я тебе никогда не прощу…». Эти последние Полины слова никак не шли у меня из головы. Я машинально потер обросшую щетиной щеку, будто снова ощутив ее горячее дыхание на своей коже. Чем ты там занята сейчас, капитан? С удвоенным усердием дрессируешь команду, чтобы не думать об очередной потере в рядах взвода? Хотя Маркус ведь и не был членом группы, и пошел со всеми вместе на Прорыв только из-за того, что Полесова отдала ему приказ… Наверное, корит себя не меньше, чем меня. Вот так вот, дорогая, ты тут тоже виновата! И не надо делать из меня козла отпущения, безжалостно запирая под замком, словно преступника, коим я вовсе не являлся. Поговорить бы нам с тобой как следует, сколько еще ты здесь намерена меня держать?!
Расхаживая от одной стены к другой, я не сразу сообразил, что разговариваю вслух, и только перейдя на последних фразах на крик, осекшись, замолчал. Пытаясь успокоить расшалившиеся нервы, я оперся рукой о стену и закрыл глаза. Задержав дыхание, стал считать про себя до десяти, но помогло мне это лишь наполовину. Я понимал, что если проведу в тесных застенках ИИЗ еще хотя бы день, то попросту свихнусь от безделья и вынужденного одиночества. С силой врезав ни в чем не повинной старой штукатурке, и зарычав от бессилия, я рухнул на кровать, думая о заключенных в тюрьмах, и не представляя, как они выносят эту меру пресечения годами.
Словно в ответ на мои невеселые мысли, в двери лязгнул замок, и она с тяжелым скрежетом отъехала в сторону. Возникший в проеме охранник, смерив меня хмурым взглядом, скомандовал:
– Пермиков, на выход.
– Ну,
