Первый закон: Кровь и железо. Прежде чем их повесят. Последний довод королей - Джо Аберкромби
Он поглядел вверх, скребя пальцами землю; воздуха не хватало даже на то, чтобы застонать. Ужасающий подходил к нему не спеша. Гигант опустил руку и вытащил нож из своего бока. Зажатый между его огромными большим и указательным пальцами, этот нож казался игрушечным. Как зубочистка. Гигант отбросил нож в сторону, и в воздухе протянулась длинная цепочка кровавых капель. Громадная, закованная в броню нога поднялась, готовая наступить на голову Ищейки и сокрушить его череп, словно положенный на наковальню орех, а он мог лишь лежать, беспомощный от боли и страха, и глядеть на огромную тень, надвигавшуюся на его лицо.
– Ублюдок!
Это был Тридуба – он стремглав выбежал из-за деревьев и протаранил щитом панцирь на бедре великана, так что тот подался вбок. Огромный металлический сапог чавкнул в грязь совсем рядом с лицом Ищейки, обдав его дождем брызг. Старый боец наседал, он успел несколько раз рубануть Ужасающего по голому боку, пока тот восстанавливал равновесие, он рычал и честил великана во все корки. Ищейка тем временем корчился и ловил ртом воздух. Он попытался подняться, но сумел лишь принять сидячее положение, опершись спиной о дерево.
Великан выбросил вперед бронированный кулак с такой силой, что мог бы своротить дом, но Тридуба увернулся и отвел удар щитом, одновременно ткнув мечом поверх руки противника и проделав в его маске устрашающую вмятину, так что огромная голова Ужасающего откинулась назад. Он пошатнулся, из отверстия для рта брызнула кровь. Тридуба мгновенно развил успех, с силой полоснув поперек пластин панциря на груди гиганта; клинок высек из черного железа сноп искр и глубоко прорезал обнаженную синюю плоть рядом. Удар смертельный, без сомнения; однако с воздетого клинка слетело всего несколько капелек крови, и не осталось никакой раны.
Гигант восстановил равновесие и испустил зычный рев, заставивший Ищейку задрожать от ужаса. Ужасающий поднял тяжелую руку и выбросил ее вперед. Она врезалась в щит Тридубы, отколола с краю большой кусок, разбила крепежные планки, прошла насквозь и ударила старого воина в плечо, так что он со стоном рухнул на спину. Ужасающий бросился на него сверху и высоко занес огромный синий кулак. Тридуба заревел и ткнул великана мечом, вогнав клинок по самую рукоять в татуированное бедро. Ищейка видел, как окровавленное острие вышло сзади из ноги монстра, но даже это не остановило гиганта. Огромная рука впечаталась в ребра Тридуба с таким звуком, будто ломались сухие ветки.
Ищейка застонал, скребя пальцами землю, но его грудь все еще горела, и он не мог подняться, не мог ничего сделать, кроме как смотреть. Теперь Ужасающий поднимал другой кулак, закованный в черное железо. Он поднимал его медленно и тщательно, немного задержал в самой верхней точке, а затем со свистом опустил, как молот, впечатав противника в грязь. Тридуба лишь вздохнул. Громадный кулак снова поднялся, красная кровь капала с синих костяшек.
И тут из тумана вылетела черная полоска и вонзилась великану под мышку, отбросив его в сторону. Это Трясучка налетел с копьем. Он колол Ужасающего, кричал и старался столкнуть его вниз со склона. Тот повернулся, поднялся немного выше, притворился, будто делает шаг назад, – и взмахнул рукой, стремительно как огромная змея. Он откинул Трясучку в сторону, как отмахиваются от мухи, и тот, вскрикнув и брыкнув ногами, отлетел обратно в туман.
Тут послышался громоподобный рев, и меч Тула врезался в закованное плечо Ужасающего, заставив его упасть на одно колено. Потом из тумана показался Доу, он рубанул великана сзади и откромсал кусок от его ноги. Трясучка снова поднялся и с рычанием стал колоть врага копьем. Втроем они кое-как удержали гиганта.
Каким бы огромным он ни был, он должен был уже умереть. С теми ранами, какие нанесли ему Тридуба, Трясучка и Доу, он должен был уже стать грязью. Но вместо этого он поднялся – из его тела торчали шесть стрел и меч Тридубы – и испустил из-под своей железной маски такой рев, что Ищейка задрожал. Трясучка упал на задницу, он побелел как молоко. Тул моргнул, замешкался и выронил меч. Даже Черный Доу отступил на шаг.
Ужасающий нагнулся и взялся за рукоять меча Тридуба. Он вытащил его из своего бедра и уронил окровавленный клинок в грязь. На его теле не оставалось ран. Абсолютно никаких. Потом он повернулся и прыгнул прочь, во мглу, и туман сомкнулся за его спиной. Ищейка слышал, как он ломится сквозь деревья, и радовался этому так, как еще никогда не радовался чьему-то уходу.
– За ним! – завопил Доу.
Он уже приготовился бежать вниз по склону, но на его пути встал Тул, поднявший вверх мощную руку.
– Ты никуда не пойдешь. Мы не знаем, сколько там шанка. Эту тварь мы убьем в другой раз.
– Прочь с дороги, верзила!
– Нет.
Ищейка встал на ноги, сморщился от боли в груди и начал взбираться по склону, цепляясь за землю руками. Туман уже рассеивался, оставляя после себя холодный чистый воздух. Навстречу Ищейке шел Молчун, держа наготове лук с натянутой тетивой и наложенной стрелой. В грязи и снегу валялось множество трупов – в основном шанка, да еще парочка карлов.
У Ищейки целая вечность ушла на то, чтобы дотащиться до Тридубы. Старый воин лежал на спине, к его руке по-прежнему были привязаны ремнями обломки щита. Воздух короткими вдохами входил в его легкие через нос и с хрипом и кровью выходил изо рта. Когда Ищейка подполз к командиру вплотную, тот посмотрел на него, ухватил за рубашку, притянул вниз и зашептал ему в ухо сквозь сжатые окровавленные зубы:
– Слушай меня, Ищейка! Слушай!
– Что, вождь? – прохрипел Ищейка, едва способный говорить от боли в груди.
Он подождал, послушал еще, но ничего не услышал. Тридуба лежал, широко раскрыв глаза и уставившись вверх на свисающие ветки. Капля воды упала ему на щеку, стекла на окровавленную бороду. И все.
– Вернулся в грязь, – проговорил Молчун, и черты его лица разом обвисли, как старая паутина.
Вест грыз ногти и наблюдал, как генерал Крой и его штаб рысят вверх по дороге – группа людей в черных мундирах, на черных лошадях, торжественных, как процессия гробовщиков. Снег на время прекратился, но небо было угрюмо-черным, и света было так мало, что казалось, уже наступили сумерки.