Лабиринты памяти - Кристина Робер
Повисла тишина. Алекс с горечью смотрел в черную пустоту, нависшую над ночным двором. Холодный ветер больше не дарил успокоения. Каждый его порыв обжигал кожу, оставляя после себя невидимые ссадины. И с чего он решил, что эта девчонка поймет его? Проще помириться с Мари, чем расположить такую дуру, как Ника.
– Как давно… твои раны… как давно они стали так быстро заживать? – тихо спросил он.
Вместо ответа Ника стащила с левой ноги ботинок и продемонстрировала маленькую ступню – с гладкой кожей и миниатюрными ровными пальцами.
– Десять лет балетной школы, занятия шесть дней в неделю. Я была лучшей на курсе, но на моих ногах ни одного следа, – сухо сказала она. – Наверное, я гребаный Росомаха[9].
Алекс хмыкнул, машинально коснувшись перебинтованного запястья.
– Из какого ты мира?
– Плевать. Я там ни разу не была и не вернусь, – отрезала Ника. – Не ищи параллелей между нами. Мои поступки не имеют отношения к другому миру, – спокойно продолжила она, натягивая ботинок обратно на ногу. – Может, потусторонняя кровь и делает из меня урода, но я никому ничего не должна… в отличие от тебя.
С этими словами Ника попыталась подняться на ноги, но, ведомый странным инстинктом, Алекс схватил ее за руку и удержал. Пусть она обвиняет и оскорбляет его, но он не хотел заканчивать этот странный разговор. Ника вытаращилась на него и попыталась вырваться, и тут произошло нечто совершенно удивительное: радужка на ее левом глазу в считаные секунды почернела.
– Как интересно, – раздался ехидный женский голос. – У вас тут игрища для двоих или можно присоединиться?
Алекс и Ника резко повернули головы к выходу на чердак и увидели девчонку. Алекс смутно припоминал, что в день похорон Дэвиса в их классе появилась новенькая, но даже имени ее не спросил. Завернувшись в кардиган, девчонка привалилась к дверному косяку и, скрестив руки на груди, с ехидной улыбкой наблюдала за ними. Одному богу известно, как долго это продолжалось.
– Ты еще кто? – нахмурился Алекс.
– Ада, твоя новая одноклассница, – ответила она ухмыляясь.
Воспользовавшись замешательством парня, Ника высвободила руку из его пальцев и, вскочив на ноги, устремилась к выходу.
– Хеллоуин прошел, а вы еще в костюмах? – Ада впилась взглядом в лицо Ники.
– Да, кажется, его разбитый нос выглядит не очень натурально. Подправь, если что, – выпалила она и, прежде чем кто-то из них ответил, проскользнула в дверной проем и растворилась в темноте.
– Какая-то она неуравновешенная, – фыркнула Ада вслед Нике и посмотрела на Алекса.
– Ты что не спишь? У нас тут комендантский час, вообще-то. – Поднявшись, он тоже поспешил к выходу.
– А на вас правила не распространяются?
– Эту привилегию нужно заслужить, – буркнул Алекс, мысленно выругавшись: вот дура любопытная. – Так что веди себя хорошо и не шастай по ночам.
– Как скажешь, лапуля, – жеманно протянула Ада. – Сладеньких снов.
Натянуто улыбнувшись, Алекс покинул крышу.
Утро воскресенья не принесло ничего хорошего. Проснувшись позже всех, Ника закрылась в ванной комнате и несколько минут молча разглядывала в зеркале свое отражение, перебирая пальцами горсть таблеток, оставшихся с ночи. Левый глаз по-прежнему был темнее обычного, но чем больше она погружалась в воспоминания о разговоре с Маркелом, тем светлее он становился.
Ей было страшно. Вчера Ника была как будто другим человеком: смелая, спокойная, уверенная в своей правоте. Но сегодня действие таблеток прошло – и она тысячу раз пожалела, что ночная отвага развязала ей язык. Маркел и так следил за ней, а теперь при ее помощи знал то, чего не разнюхать ни одному детективу.
– Ты тоже чудовище, но почему? – шептала Ника своему отражению. Пальцы снова дрожали.
Могла бы хоть своему дружку настучать.
Могла бы. Ника собиралась это сделать после похорон, но реакция Мари озадачила ее, а потом странное исчезновение Дженни, да еще и эта ухмыляющаяся девица в приемной Шнайдера… Все, что она хотела, – узнать, почему придуманное ею имя оказалось в списке смертников, что там делал Дэвис и угрожало ли ей самой что-то. И вот она узнала. Казалось бы, что может быть проще – рассказать Джейсону и навсегда забыть об этом месте.
Но Маркел был прав. Она не равнодушна. То, что случилось в балетном классе, то, о чем они говорили на крыше… Ника хоть и плохо соображала, но хорошо помнила его глаза. Когда он схватил ее за горло, когда душил и как испугался, когда отпустил. Она знала, что значит убить. Знала, как это происходит: как существо внутри, спящее, не доставляющее хлопот в обычные дни, вдруг пробуждается, захватывает контроль над телом, а ты, маленький и беззащитный, бьешься на задворках сознания и ничего не можешь сделать. Или не хочешь.
Кем был Маркел? Почему Мари злится на него, если с самого начала знала о судьбе Дэвиса? И как вообще она могла знать и ничего не предпринять?
Ника ни черта не разбиралась в людях. Может, это нормально? Может, сестры так и должны вести себя…
Закусив губу, Ника с минуту рассматривала таблетки на ладони, а потом выбросила их в раковину и включила воду – так больше не может продолжаться. В этот момент она поняла, что боится не самого Маркела, а той правды, которую он может ей раскрыть. Ника всегда считала, что только препараты делают ее отстраненной от мира и позволяют справиться с эмоциями. Каким-то образом последние два года жизни с Джейсоном она научилась существовать без таблеток и чувствовать себя абсолютно спокойно и уже начала забывать, что когда-то была другой, но события в пансионе разбередили старые раны. Ника много лет воспринимала происходящие с ней странности как должное уродство: порезы и травмы, заживающие со скоростью света, необъяснимая нечеловеческая сила и дикая звериная агрессия, периодически поражающая ее сознание. Но вчера она увидела совершенно другого Маркела и с ужасом поняла, что их двойственные натуры могут иметь одну природу.
Умывшись ледяной водой и убедившись, что глаза вновь стали одного цвета, Ника вернулась в спальню. С появлением Ады и еще одной кровати комната лишилась привычного простора. К тому же новенькой досталось место у окна, за что Стейси с первого дня негласно ополчилась на нее.
Ника открыла дверь шкафа и сбросила халат. Она едва успела натянуть футболку, как в комнате появилась Мари.
– Господи, что с твоей спиной?
– Ерунда, всего лишь ожог, – отмахнулась Ника.
Немного помолчав, Мари пожала плечами и с размаху упала на свою кровать. Не сказать, что выглядела она абсолютно счастливой, но по сравнению с предыдущими днями изменения были налицо: мертвенная бледность ушла, в зеленых глазах вновь появились признаки жизни.
– Хочешь сходить в бассейн? – вдруг спросила Мари. Просто так сказала, словно ничего и не случилось. – Мне нужно пять минут, чтобы дослушать аудиокнигу, а потом можно выдвигаться. Так что?
Мари улыбнулась и вытащила из верхнего ящика тумбочки наушники. Ника опешила. Еще минуту назад она была полна решимости разговорить ее, но спокойствие соседки сбивало с толку. «Не лезь, это не твоя игра, разберутся сами, – твердил ей здравый смысл. – Лучшее для тебя – собрать манатки и убраться к чертям отсюда».
– Хорошо себя чувствуешь? – спросила Мари, распутывая наушники.
Молчи, только молчи…
– Ты его простила? – выдохнула Ника. Кровь прилила к щекам, и стало жарко.
Мари замерла и с недоверием уставилась на нее.
– Ты брата простила? – собрав остатки последней уверенности, переспросила Ника.
– Ка… какое тебе дело?
– Я просто пытаюсь понять, простила ты его за Дэвиса или нет.
Желудок начинало скручивать от волнения, но Ника каким-то чудом заставила себя говорить спокойно.
– Не понимаю, о чем ты, – буркнула Мари и вернулась к наушникам. Ее лицо вновь стало хмурым.
Ника прижалась спиной к двери на случай, если кто-то внезапно захочет зайти.
– Я просто хочу разобраться. Ты только на днях узнала про миссию своего братца? Или с самого начала была в курсе, что он делает?
Руки Мари затряслись.
– Блядь. – Она нетерпеливо бросила наушники на пол и устремила на Нику яростный взгляд. – Не лезь не в свое дело! Ты понятия не имеешь, с чем нам приходится
