Проклятьем заклейменный - Владимир Петрович Батаев
— Что ж, Михаил. Закупайся хорошими тканями, зелёного цвета. Всем сокурсникам в Академии порекомендую у тебя форму шить. От заказов устанешь. У нас там, знаешь ли, что ни Прорыв, так кителю или штанам кранты.
— Ваша милость, — раззявив рот от удивления, еле выдохнул портной, напрочь забыв, что я благородие, а не милость. — Да я… По гроб жизни…
— По гроб жизни меня даром обшивать будешь, — кивнул я, похлопав его по плечу. — Да, Михаил, договорились.
Когда мы вышли на улицу, Федя принялся неудержимо ржать.
— Ну вы даёте, вашбродь. И впрямь в бизнесе сильны. Мишку, рвача этакого, и на халяву обшивать поставить. Да и плащ того, не хухры…
— Да, Федя, — кивнул я. — Держись меня, через несколько лет тоже станешь в паучьем шёлке ходить. Но пыльцу чтоб на сторону не вздумал продавать. Иначе вот эта милая леди нашинкует тебя на фрикасе.
Не знаю, чего он испугался больше, самой угрозы или незнакомого слова. Но быстренько с нами распрощался, передал пакеты с пивом Петре и сбежал. А мы направились в Академию.
* * *
— И что это? — скривилась Варвара, глядя на Петру.
— Это кто, — поправил я. — Знакомьтесь. Это Варвара Юсупова, моя соседка по комнате и подруга. А это Петра… Э-э…
— У меня нет фамилии, — сообщила она. — Я теперь твоя собственность, Демьян. Твоя вещь. А вещам фамилии не положены.
Она как-то странно моргнула, будто опустила вторые прозрачные веки, отчего её глаза снова сделались белыми.
— Нечисть белоглазая, — закатила глаза Варвара. — Демьян, что ты тащишь в дом…
— Кого, — перебил её я, снова поправив. — Не строй из себя сварливую жену. И будь гостеприимна.
— Хорошо, — подняла руки Варвара. — Пусть эта Петра Белоглазая чувствует себя как дома. А вот ты… Тут твои подружки заходили, искали тебя. Сказали, тебя ректор вызвала. И ты пропал! Совсем дурной? Не мог зайти и сказать, что всё нормально. О…
Последний звук относился к тому, что Петра непринуждённо расстегнула единственный крючок на камзоле, скинула его с плеч, повесив на спинку стула, а сама полезла в холодильник. Нагнувшись при этом так, что из-под юбчонки засветились белые кружевные трусики.
— Что? — обернулась она. — Ты же сказала, чувствовать себя, как дома. Или…
— Ой, да на здоровье, — отмахнулась Варвара. — Кого тут удивишь голой грудью, да, Демьян? А я завидую просто. Вот как начну Демьяна пыльцой натирать, тоже такое вымя себе отращу! И сделай бутербродов на всех!
Сама Варвара прошла к тумбочке, включила чайник и достала чашки. Э, не, постойте!
— Не надо чаю, мы ж тут пива принесли, — опомнился я. — Эх, надо было ещё и кружки взять…
— Да вот ещё нашёл проблему, — пожала плечами Юсупова. Прошла к двери комнаты для слуг, приоткрыла и крикнула: — Машка! А ну бегом добудь нам три пивные кружки!
Служанка действительно выскочила из комнаты бегом, даже не глянув в сторону полуголой Петры. Высунувший было любопытный нос Петька вот глянул, но убрался обратно, как только я погрозил ему кулаком.
— А где Петра будет спать? — задумчиво протянул я, наблюдая, как моя рабыня-телохранительница сноровисто строгает бутерброды.
— Мне не требуется сон, — не отрываясь от дела, отозвалась она. — Но хорошо бы какое-нибудь кресло, чтобы сидеть было удобно. Хотя могу и на стуле.
— Петька! — рявкнул я. — А ну бегом добудь кресло!
— Да где ж я добуду, ваше благородие? — не высовываясь из комнаты, отозвался слуга. — И дело уже к ночи.
— Иди на третий этаж. В комнату… Тридцать три, — подумав, приказал я. — Скажешь, что кресло для Соловьёва.
Вот это будет потеха. Можно было, конечно, отправить его к Троекуровой и Вежлевой, они-то точно бы кресло отдали спокойно. Но там оно нам ещё может пригодиться. А вот Воронцова и Одоевский… Думаю, тоже не зажмут мебель для меня, побоятся.
— Ну и наглец же ты, Соловей, — звонко рассмеялась Юсупова. — А что там у тебя с Воронцовой, а? Ты решил из всех местных птичек себе стаю сбить? Да ещё и других добавить?
— Птичек? — удивился я. — А ещё-то кто?
— Соколова тебя искала, — вскинула брови Варвара. — Тоже чего-то хотела. И как раз про птичьи фамилии говорила.
— Забудь, — отмахнулся я. — Она дура. И вообще на Одоевского запала. И он на неё. Любви им и деток побольше. И мир заполонят идиоты.
— Вот ты злой, Соловей, — покачала головой моя соседка. — Ну и ладно. А то я уж хотела спросить, не собираешься ли ты и на Орлову позариться.
Я пожал плечами. Вообще без понятия, кто это. И ни на кого я зариться не собираюсь. И так уже перебор. Троекурова, Вежлева, Петра вот… Ещё и ректорша на меня с поцелуями накидывалась. Но это, похоже, пройденный этап, который я упустил, всё досталось настоящему Демьяну. Учитывая, что Петра — дочка ректорши, это будет чертовски странно. Хотя…
Ну, ещё есть Воронцова. И Изольда Вяземская. Ну, на Изольду я просто упал в овраг, а потом она пыльцу в меня втирала. А Воронцова — я всего лишь в душ у неё сходил! Но всё, же, всё же… Таки в итоге девушки не совсем ровно дышат, хотя и не факт, что в хорошем смысле. Но это решаемо при желании. Вот только надо ли?
Я снова покосился на полуголую Петру. Остановив взгляд на идеальных полушариях её груди. Поднял взгляд на лицо, по-прежнему напоминающее мраморную маску. М-да, странная она. Удобно ей дома топлес ходить, надо же. И будто не понимает, какой это производит эффект. Хотя девочка давно взрослая, ей-то точно не восемнадцать, ближе к двадцати пяти, пожалуй. Хотя по лицу-маске трудно считать возраст.
Давно уже вернулись наши слуги, выполнив поставленные задачи. Мы выпили две баклажки пива, закусывая бутербродами. Причём на пиво в основном налегала Юсупова. Петра всё так же сидела над единственной кружкой, только иногда запивая еду по глоточку. А я не хотел с утра снова разить перегаром, да и выпил уже в пивной, пусть и проветрился потом. Конечно, организм молодой, здоровый, похмелья не будет. Но меру нужно знать. И не как старорусскую единицу измерения в двадцать
